куча развалилась, и двор оказался погребен под ржавыми руинами. Хозяйка образцовых грядок, энергичная пенсионерка Нина Александровна, которую все звали Нинсанной, обзывала деда Гришу барахольщиком и часто пеняла ему на «вселенский хаос», портивший ей «всю гармонию». Иногда она гневно требовала от нерадивого соседа навести порядок в своем дворе или хотя бы поправить забор, чтобы «прикрыть с глаз весь этот срам». Дело в том, что забор, разделявший дворы ярой огородницы и «барахольщика», был еще хуже, чем тот, сквозь который сейчас Лукерья наблюдала за Муравьем. Кот, тем временем, уже облюбовал себе грядку для своих кошачьих дел и усердно рыл яму. Комья земли летели из-под него черным фонтаном с вкраплениями нежно-зеленых ростков.
– Ах ты ж паршивая морда! – разъяренный голос Нинсанны пронзил умиротворенную утреннюю тишину так внезапно, что Лукерья вздрогнула. А потом втянула голову в плечи, предчувствуя бурю, и, не на шутку испугавшись за Муравья, придвинулась поближе к забору, чтобы увидеть, удастся ли коту спастись. Кот вытаращил медные глазищи, но остался на месте, сгорбившись над вырытой ямкой в недвусмысленной позе – наверное, надеялся, что успеет справить нужду, потому что Нинсанна еще только спустилась с крыльца и едва ковыляла, хотя и явно торопилась. Но Муравей недооценил масштаб опасности: в руках Нинсанна держала кастрюлю, от которой валил пар. Сняв крышку, она выплеснула содержимое, целясь в Муравья. Горячие брызги, к счастью, совсем крошечные, долетели до Лукерьи и обожгли плечо сквозь ткань домашнего платья. Кот взвыл и порскнул в сторону забора, но не попал в брешь, а врезался в него на всем ходу. Истерично завопив, кот упал, задрыгал всеми лапами, перевернулся и сиганул через забор, яростно мотая мокрым хвостом. Лукерья заметила, что в целом шерсть Муравья осталась сухой, и немного успокоилась. Все же ошпаренный хвост – это не так страшно, по крайней мере, не смертельно.
Гневная тирада Нинсанны продолжала набирать обороты. Посокрушавшись над разоренной и оскверненной грядкой, соседка направилась через весь огород к противоположному забору, за которым находился двор и дом деда Гриши, по самые окна скрытый железно-пластиковым хламом. Лукерья облегченно выдохнула, радуясь, что Нинсанна не заметила ее, скорчившуюся у подножия забора, иначе и ей бы досталось за компанию. Но вот деду Грише можно было только посочувствовать. Подобравшись к дому «барахольщика» как можно ближе, Нинсанна заколотила кастрюлей о какую-то железяку, торчавшую над забором с обратной стороны, и закричала:
– Эй, сосед! Выходи! Разговор есть!
Дед Гриша вынырнул откуда-то из глубины ржавых руин, прижимая к себе насмерть перепуганного Муравья.
– Ты что творишь, живодерка? – воскликнул он вместо приветствия и воинственно потряс зажатой в руке облезлой кожаной кепкой. – Разве можно в животное кипятком плескать?!
– Ой, посмотрите-ка, он еще меня и виноватит! Следить надо за своим животным!
