столь многими достоинствами. Он был высок ростом и, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, сохранял атлетическую фигуру. Волосы, почти совсем седые, однако густые и пышные, украшали его прекрасной формы голову. Здесь следует еще упомянуть глаза, необычно голубые, глубоко посаженные под кустистыми великолепными бровями, и губы, красиво очерченные и плотно сжатые по углам. Да что там говорить – мужчина был красивый и видный, даже слишком. Мозги у него тоже работали неплохо, под стать внешности. Накануне Первой мировой войны он сделал блестящую дипломатическую карьеру, а после нее входил в состав кабинета министров, и тоже весьма успешно. И при этом находил время для написания обширных монографий, посвященных предмету его главной страсти – оружию древних цивилизаций. В последние несколько лет, помимо всего прочего, одним из его любимейших хобби (он превратил его почти в науку) стали домашние развлекательные вечера.
После общего приветствия он (и это было для него характерно) сосредоточил внимание на своем новом госте, Найджеле.
– Я очень рад, мистер Батгейт, что вы изыскали возможность приехать сюда, – произнес он. – Если я правильно понял, то со станции вас доставила на своем автомобиле Анджела. С непривычки, наверное, вам пришлось туго. Или как? Чарльзу следовало бы вас предупредить.
– Дорогой мой, – воскликнула миссис Уайлд, – что вы говорите! Да это же бесстрашный молодой человек. Анджела засунула его в свою убогую маленькую тарахтелку, не знаю, как ей это удалось – видимо, она сложила его пополам. А когда они проносились мимо нас как метеор, я заметила на его лице вот такую улыбку. – Она широко расставила руки. – Нет, ему никакая смерть не страшна. Чарльз, ты можешь гордиться таким родственником.
– Да-да, он отчаянный малый. Настоящий сорвиголова, – с серьезным видом согласился Чарльз.
– Если мы сегодня действительно будем играть в убийство, – заметила Розамунда Грант, – то победитель уже есть. Это Анджела.
– Дядя Хюберт, эта игра в убийство – твое последнее изобретение?
– Я посвящу вас в мои планы только после коктейля, – сказал Хендсли. – Давно известно, что воображение у человека начинает работать значительно лучше, если пропустить стаканчик-другой. Анджела, прошу тебя, позвони Василию.
– Игра в убийство, хм… – произнес доктор Токарев, разглядывая один из ножей, висящих на стене. В больших стеклах его очков отражалось пламя камина.
Миссис Уайлд, наклонившись к Ренкину, пробормотала:
– Ну сущий опереточный злодей…
Токарев скосил на нее глаз и глубокомысленно продолжил:
– Игра в убийство… наверное, очень весело – играть в убийство. Но я никогда не слышал о такой игре.
– Ну, в самой грубой форме, – заметил Уайлд, – эта игра весьма популярна в нашем мире. Особенно в последнее время. Но я полагаю, Хендсли изобрел что-то особенное, что полностью преобразует ее смысл.
Дверь
