Вдруг Робин отстраняется и начинает ржать, чуть ли не истерически. Из глаз брызжут слёзы, и подводка смазывается.
– Что?!
– Дурак, ты, Марк! Вот и всё.
– Дурак, – соглашается он послушно, а Робин всё хохочет.
– Совсем дурак. Не делай этого страдальческого лица, послезавтра встретишь меня из аэропорта.
– Что? – снова переспрашивает он, сбитый с толку. – Встретить тебя…
– Из аэропорта. Что тут неясного? – Робин пожимает плечами. – Решила на месяц съездить, посмотреть эту твою Москву. Вдруг понравится? Ох, видел бы ты себя сейчас!
Марк не видит, но представляет, насколько ошалело выглядит.
– Ты сумасшедшая, знаешь? Какой аэропорт, какой рейс?
Она отвечает, умудряясь перепутать примерно половину звуков в названии «Шереметьево», а потом круто меняет тему, словно про поездку ей больше говорить неинтересно. Всё решено, всё понятно – что тут обсуждать?
Нелепо, но теперь расставаться с Робин труднее. Словно от того, что новая встреча уже через два дня, разлука становится в разы болезненней. И разжать пальцы, отпустить руку – как отрезать.
Его лечит самолёт. Перелёт – состояние особое, ни с чем не сравнимое. Особенно если летишь один. Как медитация, растянутая на долгие часы. Марк никогда не читает в самолёте и очень редко спит. Глядя в иллюминатор, если сидит у окна, или на серую обивку сидения спереди, он нарочно пытается не думать ни о чём. Не концентрируется. Не решает проблем, не пишет, даже мысленно, свежую статью, а позволяет себе просто быть.
Иногда одолевают мысли. Навязчивые диалоги, которых никогда не было, воспоминания, образы – нестрашно. Если принять их и пропустить через себя, они уйдут, оставив после себя пустое пространство очищенного сознания.
Нельзя выйти из самолёта тем же человеком, что и зашёл в него. Хоть на капельку, а поменяешься.
Марк совсем не думает про Робин или про Лондон. Его заполняет Москва, те люди, которых он встретит, те места, которые увидит. Ему тревожно, будто его могут не узнать, не принять и не понять. Будто может так оказаться, что он стал чужим там, откуда уехал.
Ему грубит женщина на паспортном контроле, и он, подмигнув, желает ей «ошеломительно-прекрасного дня». В целом, ему везёт, и он не нарывается из-за этого на проблемы вроде теста на наркотики. Он бы его, конечно, прошёл, но нервы жалко.
Везение продолжается – багаж долетел до места назначения в целости и сохранности, по крайней мере, внешне. И, вытащив огромный чемодан, Марк преисполняется оптимизма. Москва его хорошо встречает.
Русская речь бьёт по ушам, он отвык слышать её в таких количествах. И слегка подзабыл, что соотечественники не любят улыбаться попусту.
Всё равно, они ему нравятся – эти хмурые мужчины и женщины с прыткими любопытными детьми, с разномастным багажом.
Ему надо поменять деньги и купить симку – старая заблокирована уже давно. Он едва не приходит в ужас, не
