от частных землевладельцев к монастырю. Каждый очерк снабжен родословной таблицей, некоторые имеют карты-схемы земельных владений. Практически отсутствует история службы вотчинников, если она не связана с Калязиным монастырем.
К апрелю – июню 1930 г. относятся и три исследования, вошедшие позднее в монографию «Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси»[131], о вотчине боярского рода Квашниных и о рядовых землевладельцах Ворониных и Головкиных.
К 1931–1932 гг. принадлежат первые варианты родословий потомков Редеги, Ратши, Бяконта и Всеволожей-Заболоцких, Сабуровых и, очевидно, Воронцовых-Вельяминовых; не датированы очерки Басенковых, Воронцовых, Хвостовых, Беклемишевых, Овцыных, Кутузовых, Волынских, два варианта истории Сорокоумовых-Глебовых, Ховриных, Морозовых, Оболенских князей; только очерк о роде Порховских имеет дату 1940 г.[132]
Таким образом, до 1940 г. Веселовский написал первые, а иногда окончательные варианты истории большинства родов, представители которых играли ведущую роль в жизни Русского государства XV– XVI вв.
В истории создания этих работ выявилась исследовательская самобытность Веселовского. Многочисленные черновые заметки по истории семей (князей Ростовских, Оболенских, Стародубских, Ярославских, Суздальских и среди них отдельно Шуйских и т. д.[133]) показывают, что автор писал их часто не с целью воссоздания истории рода, а для сбора и обобщения известий о службе, переселениях, опалах и других вопросах истории XVI в.
Такая связь генеалогии с решением задач конкретного исследования отразилась на определении этой дисциплины, которое у Веселовского менялось с годами. Мысль о необходимости изучения истории отдельных семей возникает у него одновременно в связи с вопросами как истории феодального землевладения, так и политической жизни. В первом случае «в 100–150 московских уездах быстро созревала новая социальная сила, шедшая на смену и боярству и монастырю – то поместное служилое дворянство, которому суждено было за одно-два человеческих поколения (1563–1619 гг.) разрушить феодальные твердыни боярских вотчин»[134]. Во втором, по мнению Веселовского, при создании единого Русского государства Москва сыграла свою роль в вопросе «об образовании боярства и служилого класса вообще», что представлялось автору «менее ясным и более сложным», чем «роль Москвы в объединении русских княжеств»[135].
Поэтому, когда Веселовский приступил к систематическому исследованию «происхождения, состава и социальной природы класса служилых землевладельцев», ему казалось наиболее правильным «начать с настойчивого и терпеливого собирания и изучения фактов, чтобы на основании их строить дальнейшие обобщения…»[136]. Для решения вопросов истории землевладения, по мнению Веселовского, генеалогические материалы, подвергнутые «тщательной критике в своих показаниях и соединенные с другими
Д. 31. Л. 119–164. См.:
С 1931 по 1939 г. написаны три варианта истории рода Редеги и самостоятельный очерк о Константине Добрынском (Д. 29. Л. 103–123; Д. 31. Л. 11–36), на их основе созда-ется статья о Владимире Гусеве. Из написанного в 1931 г. очерка «Род Ратши» (Д. 31. Л. 37–59) выросла монография «Род и предки А. С. Пушкина в истории», окончательный вариант которой был подготовлен Веселовским к печати в 1949 г. в связи с пушкинским юбилеем (Институт российской истории РА Н. ОРФ. Сект. А. Разд. IV. Оп. 1. Д. 6. Л. 27–28). По две редакции имеют исследования о роде Квашниных, Всеволожей-Заболоцких, Монастыревых. В отчете о работе за 1946 г. Веселовский указывал, что, кроме плановых работ, он подготовил к печати три монографии – по истории Квашниных, Всеволожей-Заболоцких и Монастыревых (Там же. Разд. III. Оп. 5. Д. 3. Л. 26).
Д. 86. Л. 121–167. Тематически они связаны с исследованиями Синодика опальных, но в статью ни один очерк не вошел (
Памятники социально-экономической истории Московского государства XIV – XVII вв. Т. 1. С. IV.
Д. 81. Л. 23. Этот недатированный этюд находится между двумя другими, датированными 15 мая и 2 июля 1930 г.
