Пушкин: «Не спрашивай, зачем душой остылой», или «Во глубине души остылой». У него читаем: «И то, чем ныне стал под холодом годов» (Есть наслаждение), как у Пушкина: «Под хладом старости»… И он не раз употребляет выражение: «хладные сердца» (например, Мечта, Н. И. Гнедичу 1808 г.), обычное у Пушкина; и он говорит: «над хладною могилой» (Из Мелеагра), как Пушкин: «Схожу я в хладную могилу».
У Батюшкова находим и другие два ряда Пушкинских речений того же термического порядка: те, что представляют чувство, как жидкость, и те, что изображают душу или отдельные душевные состояния, как газообразное. Он говорит:
Мы пили чашу сладострастья
или:
Пей из чаши полной радость
как позже Пушкин:
Я хладно пил из чаши сладострастья
или:
И чашу пьет отрады безмятежной
он говорит:
Все в неистовой прельщает,
В сердце льет огонь и яд
как Пушкин:
Играть душой моей покорной
В нее вливать огонь и яд
Он говорит:
И все душа за призраком летела
или:
В мир лучший духом возлетаю
как позже Пушкин:
К тебе я сердцем улетаю
или:
Душа к возвышенной душе твоей летела
У Батюшкова:
Воспоминания, лишь вами окрыленный,
К ней мыслию лечу
у Пушкина:
Я к вам лечу воспоминаньем
у Батюшкова:
светлый ум,
Летая в поднебесной
У Пушкина то же много раз: «Ум далече улетает», «Ум улетал за край земной» и т. п. Мало того, даже наиболее смелые речения этого рода, встречающиеся у Пушкина, нередко имеют прообраз у Батюшкова. Так, у Батюшкова:
Я Лилы пью дыханье
На пламенных устах,
Как роз благоуханье,
Как нектар на пирах
у Пушкина:
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может… полное Чумы;
и Пушкинское употребление глагола «дышать»: «Гирей, изменою дыша», «Теперь дыши его любовью», «Мы в беспрерывном упоенье дышали счастьем», «Еще поныне дышит нега в пустых покоях и садах» и т. п., встречаем уже у Батюшкова:
Одной любви послушен,
Он дышит только ей
Ты дружбою велик, ты ей дышал одною
Все здесь, друзья, изменой дышит
В места, где дышит все любви очарованьем
Наконец, у Батюшкова находим
