и выдающееся свое творение настолько ценным, что сделал человека прекраснейшим, благороднейшим, мудрейшим, сильнейшим и, наконец, могущественнейшим. Ведь его облик, как показали мы очень полно и широко в первой книге, столь возвышен и превосходен, что многие как языческие, так и христианские писатели утверждали, что бессмертные боги должны изображаться в храмах и святилищах только в человеческом образе, гораздо более возвышенном и превосходном по сравнению со всеми прочими; они полагали, что их [т. е. богов] образу подобает быть человеческим, или, скорее, нашему – божественным. Об этом прямо и ясно заявляет Цицерон в первой книге «О природе богов»; его слова таковы: «Этому содействовали поэты, живописцы, скульпторы, ведь нелегко было богов, что-то делающих и чем-то управляющих, изображать в других формах»[38]. Поэтому эти мнимые нарисованные либо изваянные образы богов получили название от подобия. Но единственным и истинным образом бога является человек, именно в нем все образованные, а равно благочестивые люди, рассматривающие этот вопрос, различают явление и отблеск некоего божественного подобия. Ибо какое соединение членов, какое построение линий, какая фигура, какой облик (если говорить о внешнем и видимом) могут быть прекраснее, нежели человеческие? И если сам мир так украшен и так красив, что не может быть прекраснее ни в действительности, ни в помыслах, ибо и название свое он получил от красы и нарядности, сколь красивым и изящным мы должны посчитать того, ради кого была создана, как известно, красота мира?
Но чтобы яснее и явственнее засияла вся красота этого мира в целом, вообразим на минуту перед своими глазами, как бы обозревая и созерцая, земли, моря, небеса, украшенные небесными светилами и звездами, солнечный и лунный свет, такой разный, восход и заход светил и их незыблемые и неизменные движения в вечности. Рассмотрим с этой целью разнообразие красот всего названного; неиссякаемость прохладных источников, прозрачную влагу рек, зеленые одежды речных берегов, различающиеся между собой зеленью разнообразных и, так сказать, несхожих оттенков, обозрим пустые глубины пещер, суровые скалы, высокие вершины гор, бескрайние равнины. А сколь разнообразны виды зверей, как прирученных, так и диких? Полет и пение пернатых? Скот на пастбищах и жизнь лесных зверей? Что скажем, наконец, о человеческом роде, который, назначенный быть как бы возделывателем земли, не допускает, чтобы она одичала от свирепых зверей и сделалась пустынной, [захваченная] дикими растениями, и благодаря труду которого равнины, острова, берега покрыты пашнями и застроены городами? Если бы мы могли все это охватить и обозреть единым взором душой и глазами, то перед нами предстало бы столь удивительное зрелище, что невозможно было бы ни словами выразить это сполна, ни вообразить в мыслях в достаточной степени. Ведь если в древние времена выдающиеся мужи считали, что достигли чего-то достойного, увидев вход в Понт и теснины, между которыми первым прошел знаменитый корабль Арго, равно как и те другие, кто увидел проливы океана,
