на моем лице улыбку, заставлял ждать с нетерпением каждого нового дня. Не существовало Эбби без Трэвиса.
– Но не ты, – сказала я. – Ты не выбирал то здание. Не вешал туда фонари. Пожар был несчастным случаем, Трэв. Ужасным, страшным несчастным случаем, но если кто и виноват, то только не ты.
– Когда-нибудь мне придется во всем сознаться, голубка. Как мне объяснить все отцу? Как сказать братьям, что я участвовал в том бою? Ребята из братства навсегда нас покинули. Черт подери! – сказал он, проводя рукой по коротким волосам. – Трентон чуть не погиб в пожаре.
– Трэвис, но с ним ведь все в порядке, – сказала я, покачав головой. – Ты не можешь ему все рассказать. Никому из них. Если ты это сделаешь, а они не заявят в полицию, то тоже попадут в беду.
Он на несколько мгновений задумался, потом кивнул.
– Но… что, если они арестуют Адама?
Я опустила голову.
– Его уже арестовали.
– Что? Где ты это услышала?
– В новостях, пока мы были в Вегасе.
– И ты ничего мне не сказала? Голубка!
– Знаю, знаю! Но я не хотела ничего портить. Что мы могли с этим поделать? Что бы изменилось, скажи я тебе?
– Если бы я знал, что отправлюсь в тюрьму…
– Ты не отправишься в тюрьму!
– Я бы не хотел утянуть тебя с собой!
Трэвис понял, что сказал, и нервно потер загривок. Я замолчала.
– Может, это ты передумал.
– Нет, – сказал он, покачав головой. – Нет, клянусь, что это не так.
– Ничего себе, – сказала я, и в животе заворочалось неприятное чувство. – Почему это раньше не приходило мне в голову?
Он нежно приподнял мою голову за подбородок.
– Потому что не приходило в мою.
Я посмотрела в его карие глаза, полные тревоги.
– Давай делать все постепенно. Первый шаг – наша свадьба. Важнее всего – мы, – сказала я, коснувшись его груди. – Сначала мы, наша семья, потом весь прочий мир. Адам кто угодно, но уж точно не стукач.
По правде говоря, я не знала, как мне справиться с этой неизвестной величиной под именем Адам. Даже самые стойкие люди могли поступить несвойственно им, когда были напуганы. Если хотя бы один человек с подпольных боев решит дать показания, то наше алиби ничего не будет значить.
Трэвис кивнул, потом поцеловал меня. Его губы задержались на моих, чуть заметно дрожа, прежде чем он отстранился и произнес:
– Проклятье, я так люблю тебя.
Дверная ручка задергалась, а потом внутрь ввалились Шепли и Америка, держа в руках пухлые коричневые пакеты и болтая о хумусе с халапеньо и кориандром. Они остановились за диваном, глядя на нас, в то время как мы замерли в объятиях друг друга.
– Шеп, что за черт! Стучаться надо! – сказал Трэв.
Шепли пожал плечами, пакеты вздрогнули в его руках.
– Я тоже тут живу!
– Жил раньше.
