танцевать сами. Вы только будете смотреть.
Нелли не верила. По ее мнению, лучше не надо, чтобы они танцевали.
– А как ты это сделаешь?
– Это мой секрет.
– Нет, не надо. Я не хочу.
– Не хочешь? Ну, они в один прекрасный день у тебя все-таки затанцуют.
В этот день обед запоздал. Из трубы валил дым, но дрова были сырые. Нелли и Федя играли в песке.
Они увидели, как кухарка прошла в сарай за щепками и стружками. Вдруг из верхнего окна, где была кухня, высунулась голова Бобы.
– Идите скорее сюда, на кухню, ваши куклы уже танцуют. Скорее, скорее!
Нелли не знала, радоваться ей или бояться. Она вихрем понеслась вперед, Федя – за ней.
Еще на лестнице он услышал страшный крик Нелли.
Да, куклы танцевали. Боба поставил их на горящую плиту. Они ежились, свертывались, падали, прыгали и уже частично почернели.
Нелли не бросилась на своих кукол. Она с плачем выбежала, Боба побежал за ней.
На нем была сабля, и в руках было игрушечное ружье.
Ружьем он нацеливался на Нелли. Нелли думала, что это пистолет, что Боба хочет ее убить, как воробья, и кричала так, как могут кричать только дети, когда они боятся. Они выбежали в сад, Федя – за ними. Он побежал наискось и встретился с Бобой у клумбы. Если Нелли дошла до пределов возможного для человека ужаса, то Федя дошел до пределов человеческой ярости. Он, как тигр, набросился на своего брата, сшиб его с ног и молча, закусив губу до крови, стал наносить ему быстрые удары обоими кулаками.
Жизнь проходит не по годам. Она проходит по дням, которые есть, и таких мало, и по дням, которых нет, которые приходят и уходят, не замеченные никем, – и таких тысячи.
Для Феди нет зим. Зима проходит как сон. Но когда можно выйти без пальто, это уже день жизни.
В эту весну ему исполнилось девять лет. В это лето поехали на взморье.
Федя выбежал за забор. Он стал пересыпать белый и сухой песок из руки в руку. Он собирал ракушки, рыл колодцы и канавы и вдруг спросил:
– А где же море?
– Да вот оно.
Как? Это море? Он не заметил моря. Только через месяц, когда он сидел на холмике и смотрел сквозь сосны, которые чернели на красном от заката небе, он между двух сосен заметил блеск и вдруг сказал: «Море». С этого дня он запомнил море и стал слушать его шумы.
Сад был отгорожен высоким глухим забором от соседнего сада. Было только одно место, где можно было встать на пень и посмотреть в соседний сад.
То, что было в соседнем саду, было лучше всяких сказок, лучше всего, что он видел или о чем слышал.
По саду тянулись ровные дорожки, посыпанные белым песком. Дорожки вели к дому и к морю. Белая стена дома была скрыта за густой сиренью, за липами, плакучими березами и красным кленом. Росли светло-голубые елки, каких он никогда не видел раньше. Трава была подстрижена. По утрам садовник подстригал ее особой машинкой, которой он водил взад и вперед. Он приносил в дом большие букеты самых необыкновенных цветов. Весь сад был усеян
