ним было неудобно. Здесь пахло дымом, а ещё гурнами и звериными шкурами; во дворце запах только усилился, и прибавилась к нему кисловатая, старческая духота, вонь от прелой соломы и затхлых гобеленов. Высокие сводчатые потолки терялись в полумраке; щербатая кладка стен пряталась стыдливо под многочисленными шпалерами, восхваляющими воинскую доблесть. Фогарта принялась сперва считать отрубленные головы и поверженных врагов, но вскоре ей надоело, тем более что других сюжетов почти и не встречалось. И только у самого зала, где должен был состояться суд, висел на стене огромный гобелен, от потолка и до самого пола, где рука неведомого мастера выткала прекрасные зелёные горы, и реки, и города из белого камня, и ясное-ясное синее небо, и жаркое солнце, а под солнцем – ясноокую деву в воинском одеянии, и в левой руке у неё была звезда, а в правой – меч.
– Это Брайна, – негромко подсказал командир дружинников, утирая пот со лба, и лишь тогда Фог осознала, что стоит и смотрит на гобелен уже несколько минут. – Есть легенда, что хоть Брайна и ушла давным-давно, но всё же приглядывает за нами и в час горя и нужды придёт на помощь. Пусть бы и в ином облике, в иное время… Люди-то всё те же.
– Твоя правда, – ответила Фог, заворожённо прикасаясь к краешку гобелена, и ощутила слабый, но живой отклик морт, долгие-долгие века сохраняющей гобелен нетленным. – Люди везде одинаковые. Что ж, идём. Южное гостеприимство и справедливость я уже видела. Посмотрим, как тут у вас, на севере.
По сигналу массивные двери, обитые медью, распахнулись с протяжным скрипом.
Зал суда изрядно напоминал пещеру. Света здесь не хватало, несмотря на стрельчатые витражные окна по правой стене и изобилие свечей и лампад, которые коптили, чадили и добавляли ещё духоты. В дальнем конце зала виднелось возвышение, застеленное звериными шкурами, с единственным креслом по центру – но зато богато украшенным, обитым кожей и серебром. У стен в несколько рядов теснились деревянные лавки – не то для свидетелей, не то для зрителей, как на представлении. Посередине стояли два помоста, на каждом – по деревянному стулу, и на том, что справа, восседал уже знакомый купец в окружении охраны, разодетый с такой пышностью, что от блеска золота и каменьев на кафтан смотреть больно было.
То, что слева, предназначалось для Фог.
– Спутники мои ни при чём, я их только в Бере встретила и взялась до Хродды проводить, – соврала она, не моргнув глазом, обратившись к командиру дружинников. – Пускай они в стороне сядут, тем более что с ними младенец, а дитя уж точно судить не за что.
Поколебавшись немного, командир исполнил её просьбу и усадил близнецов и Иаллама среди зрителей, приставив к ним двух мечников – не то сторожить их, чтоб не сбежали, не то от беды охранять. Сидше же вместе с ней поднялся на помост и встал за плечом, словно так и надо – и не смущали его ни взгляды, ни перешёптывания.
– Зачем? – спросила тихо Фог. – Ты же всё равно лорги не знаешь толком… А если купец и на тебя ополчится?
– Тем хуже для него, –
