говнюки только что вернули все города, которые проворонил мой любимый батюшка. Заметь, почти без единого выстрела!
– В этом-то все и дело, – Конте выругался. – В этом-то все и дело, что почти без выстрела. Не думай, Шарль, что все так чудесно продолжится.
– Да-да. Король ведет своих ребят к Парижу, а среди них есть отменные рубаки, – поддакнул Антуан. – Готов спорить, что здесь только двадцать на сотню умеют держать копье! Королевские жандармы с легкостью разгонят всю эту сладкую компашку, не дай Бог, конечно.
– Ерунда! – воинственно сказал Сен-Поль, оглаживая разыгравшегося коня. – Они верны и отважны – это главное!
Здесь каждый готов умереть за общее дело – такая армия непобедима. Это я вам говорю!
– Умереть? Пф-ф-ф! Это просто величайшее достижение военного искусства! – де Конте с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. – Это просто черт знает какое достижение! Лучше бы они потратили кусочек верности на закупку кирас и поножей. Куда полезнее этих тряпок. Дойдет дело до осады – они ж своими табарами жопы подтирать станут, помяните мое слово.
Сен-Поль – главнокомандующий армии Лиги Общественного блага – единственный из всех надел для парада лишь шлем, замаскировав отсутствие доспехов парчовым налатником. Глаза ветерана многих боев, Конте, говорили всем желающим, что он думает о таком командире.
За конницей шла пехота, много пехоты, на которую, если честно, была главная надежда. Роты вольных аршеров, фламандские пикинеры, а также пятьсот английских лучников, которых прислал сам Эдуард IV. Эти выглядели настоящими головорезами – высокие, крепкие, как на подбор, увешанные оружием от пяток до глаз, не считая грозных своих луков, что покоились на плечах со спущенными тетивами.
За пехотой ехали пушки, тридцать пять штук – лучший артиллерийский поезд во всей Европе.
От замка, путаясь в долгополом упелянде, прибежал каштелян, сопровождаемый дочкой. Ну… кажется, это была дочка. А может, и любовница. Вполне годная такая девка в бархате, с румяной физиономией, съехавшим на ухо колпаком, в руках поднос, на подносе два кубка.
– Ваша… ваша светлость! – польстил каштелян графу, который, как его ни поверни, был всего лишь сиятельством.
Каштелян был одышливый и толстый, смотреть на него было неприятно. Поэтому наследник и все собравшиеся стали смотреть на предполагаемую дочку.
– Ваша светлость! Позвольте… – он подтолкнул спутницу, совершенно раскрасневшуюся от внимания, ухватил кубок, намекая, что второй – для светлости. – За вашу победу над Валуа! Сломите тирана во славу Бургундии и вашей будущей королевской короны! Это стоит любых усилий!
– Хм-м-м-м… – граф подхватил кубок, разглядывая его на солнце, для чего поднял в самый зенит. – Отлично сказано, любезный! Валуа стоит короны!
Золотистый огонь перекочевал в сиятельную глотку, а сиятельная длань хватила кубок о камень. Звон стекла, ехавшего из далекой Богемии, чтобы разлететься брызгами о бургундский камень, послужил сигналом, армия двинулась
