мама Леры лишилась квартиры, она изменилась. У них с дочерью произошел откровенный разговор. Тамара Васильевна просила Леру простить ее за то, что выгнала ее.
– Я хотела простого женского счастья, – говорила с горечью Тамара Васильевна, – а оно вон как все обернулось. Ведь это он, этот Виктор настаивал, чтобы ты с Димой съехала из моей квартиры! Постоянно настраивал меня против тебя. Однако, как оказалось, его интересовала не я, а мое жилье. Ишь, аферист какой, все просчитал, а я уши-то развесила и родную дочь выгнала ради него… И после того как он меня выставил, когда вышла в тот день из дома, то шла по улице, плакала и чувствовала себя такой ненужной, такой жалкой, такой одинокой… К кому я пойду? Куда? Не понимала я, что счастье мое родное всегда рядом было, только руку протяни, а я его лишилась, сама за дверь выставила. Ты у меня такая умница, и Димка-то, вон, какой золотой растет и на меня ведь как похож становится! Не зря говорят, что кровь – не вода… Эх… Я не представляла, как после этого смогу смотреть тебе в глаза… Но идти мне было некуда, и я тебе позвонила. Я была готова, что ты отплатишь мне той же монетой, и я бы поняла тебя…
Тамара Васильевна плакала и все никак не могла себя простить за тот поступок. Однако Лера считала, что судьба ее и так достаточно наказала, и уже давно ее простила: ошибиться может каждый. Главное, что мама поняла свою ошибку и стала другой.
Лизкин папа
Дана терпеть не могла Лизку. До чего противная девчонка! Важную из себя строит. Уроки учит всегда. Что ее ни спросит учительница – она отвечает. В пример ее ставят то и дело: «вот у Лизы черновик, а у тебя в тетради грязь!», «вот Лиза выучила, а ты нет!», «вот Лиза быстро считает, а ты все пальцы загибаешь!»
Дана и правда никак не могла эту таблицу умножения осилить, хоть и была уже в четвертом классе. Потихонечку, пряча руки под партой, так и считала на пальцах. Времени это занимало много, потому примеры она решала медленно.
И лицо у этой Лизки противное было, считала Дана. Прямо так и хотелось треснуть чем-нибудь по этому важно вздернутому носику. Она говорила, что ей мама помогает делать домашнюю работу, а чаще папа – потому что он посменно работает и иногда целый день дома. А Дане никто не помогал, сама колупалась. Вот, наверное, поэтому и получала она тройки, а иногда и двойки. «Вот если бы папа хоть раз отвлекся бы от своих дел и правда взял и помог мне!» – мечтала девочка. Но он все время занят. То на работе. То дома: обед готовит, в магазин ходит. Только ругает ее. То не сделала! Это забыла!
А Дана и так как взрослая была. Мамы у нее не было: давно уже несчастье случилось. Дана и не помнила ее, одни с папой жили. Он работал целыми днями, а Дана самостоятельная росла. На продленку ни дня не ходила. Так с первого класса и шла домой сразу. Грела себе еду в микроволновке. Готовила уроки. Все сама. И уборка на ней: подмести, посуду помыть. Папа сказал – ты хозяйка. Дана не против была, но…
Вот хоть бы раз папа просто сел рядом. Спросил ее о том, как дела, как вообще она сама, о чем думает? А она бы забралась с ногами
