залогом успешного управления.
Он помотал головой. Показалось. Его бывшему заместителю по хозяйственной части Олегу Тихомирову совершенно нечего было делать в больнице, из которой его вышибли с позором почти два года назад. Хорошо хоть, дело не завели. Слухи разошлись широко, и Олега долго никто не брал на работу, а когда взяли, то статус и уровень зарплаты оказались далеки от желаемых. Но винил в своем бедственном положении Тихомиров почему-то не себя, а Владимира Радецкого и Владиславу Громову. Впрочем, это было как раз понятно без всяких «почему-то».
Ему позвонили из нейрохирургии, попросили проконсультировать по поводу тяжелого больного, и Радецкий тут же забыл про своего бывшего зама, потому что тот не занимал в его жизни никакого места. Даже если он шел несколько минут назад по дорожке между корпусами, это не имело значения. Да и вообще, скорее всего, он просто обознался.
В гематологии он заглянул в ординаторскую, чтобы скинуть пальто – к Севе Васильеву в палату в нем заходить нельзя. Натянул бахилы и маску, а также протянутый Миланой Сергеевной халат.
– Вы чего вернулись, Владимир Николаевич? – встревоженно спросила она. – Случилось что-то?
– Нет, я просто Севе обещал небольшой фокус, вот и забежал. Не волнуйтесь, Милана Сергеевна.
– Мне бы поговорить. Сейчас никак?
Доктор Шмакова была настойчива исключительно в важных случаях, это Радецкий помнил, но сейчас его ждали в нейрохирургии, да и все остальные дела из сегодняшнего списка пока не думали заканчиваться.
– Никак, – покачал головой он. – Меня вообще сейчас тут быть не должно. Я к вечеру освобожусь и поговорим. Давайте вы придете часиков в пять?
– Хорошо, – кивнула Шмакова.
Радецкий прошел в палату к Севе. Тот уже не плакал и кашу, похоже, съел, но все так же безучастно лежал, отвернувшись к стене. Его отец сидел рядом и читал что-то, уткнувшись в телефон. Прекрасная поддержка и отвлечение от грустных мыслей!
– Сева, это снова я, – бодро сказал Радецкий. Мальчик повернулся и сел на кровати. На лице отразилось ожидание. – Точнее, мы. Смотри, что сейчас делать будем!
Решительным жестом он отодвинул на край тумбочки стоящую там больничную лабуду типа пакетика с соком, блюдца с порезанным на четвертинки яблоком и четвертинкой лимона. Сева любил кислое, от которого меньше тошнило, и лимоны поглощал партиями. Радецкий достал из пакета термос, отвинтил крышку и высыпал на чуть потрескавшуюся поверхность тумбочки гору рыхлого снега. Сева смотрел во все глаза.
– Снег? – спросил он дрогнувшим голосом. – А где вы его взяли? Он же растаял.
– Я живу за городом, там холоднее, а потому снег растаял не весь. Моя жена его собрала. Вот, видишь, в термос. Он, конечно, мокрый, но так даже лучше. Хорошо лепится.
Быстрыми и ловкими движениями Радецкий скатал шар, потом второй, поменьше, а затем
