href="#i_004.jpg"/>Рис. 4. Бегство Энея из Трои.
Юпитер изображен поднимающимся по лестнице к окну, у которого сидит владычица его мыслей, столь же апатичная, как и на первом рисунке. Влюбленный пытается добиться расположения, поднося ей подарок, но не деньги, а, по-видимому, только яблоки, что, само собой разумеется, не производит на практичную Алкмену никакого впечатления. Громовержца сопровождает сторож с зажжённым факелом: подробность, означающая, что дело происходит ночью.
Насмешливый, весёлый ум греков пародировал даже самые священные и уважаемые легенды. Интересный пример тому мы видим на рисунке 4. Здесь не настолько важно художественное исполнение рисунка, сколько то, что сюжетом для пародии служит одна из самых популярных легенд, свято чтимая римлянами. Вергилий в трогательных выражениях рассказывает, как спасся Эней после разрушения Трои. Когда город был охвачен пламенем, Эней посадил своего отца Анхиза на плечи, взял за руку сына и, сопровождаемый женою, покинул домашний очаг. Этот сюжет несколько раз трактовался в серьезной форме древними художниками, наш же рисунок представляет пародию на одну из этих картин, причем действующие лица изображены под видом обезьян. Эней, преображённый в сильное животное, несущее на левом плече старую обезьяну – Анхиза, быстро подвигается вперед, поминутно оглядываясь на пылающий город. Правой рукой он тащит сына Аскания, который, по-видимому, с трудом поспевает за отцом. На голове у ребенка фригийская шапочка, а в руке игрушечный костыль. В руках у Анхиза шкатулка, в которой заключены священные пенаты. Интересно также то, что у этих обезьян собачьи головы, вроде тех, которые изображались египтянами на их монументах.
Рис. 5. Карикатура на философов.
Стремление сбросить хоть на время тяжелый гнет высокопарного было главной задачей карикатуры греков; другая, второстепенная – заключалась в желании умножить сумму чувственных радостей. Недаром мы чаще всего встречаем карикатуры на домашних вещах, на стенах комнат, где они должны были постоянно бросаться в глаза и вызывать у каждого весёлое жизнерадостное настроение. Взять от жизни все радости и удовольствия – это был девиз древних греков. Зная этот взгляд на жизнь, нам не трудно догадаться, почему на их вазах, фресках, терракотах, колоннах такое изобилие смешных и эротических сцен. Эти гротески, посвящённые главным образом веселому богу Приапу, говорят нам о том изобилии силы и жизнерадостности, которые били ключом в классической древности.
Но то, что в расцвете классицизма в Афинах Перикла было признаком силы, во время упадка Римской империи можно считать признаком разложения. Когда на берега Тибра стали притекать все произведения, все удовольствия и все наслаждения земного шара, Рим вскоре всем пресытился и его стало интересовать только то, что выходило из обыкновенного ряда. «Так, во времена Константина, – пишет И. Шерр, – балет „Маюма“ производил фурор, благодаря тому, что в нем совершенно обнаженные танцовщицы изображали сцену купанья».
Понятно,
