проклятый Багров лежит абсолютно неподвижно, как статуя, и только кожа, наливающаяся краснотой под моими пальцами, показывает, что дело не в том, что я навыки растеряла. Просто это он какой-то непрошибаемый.
– Тут у вас под лопаткой еще… напряжение, – сообщаю я непривычно хриплым и каким-то дрожащим голосом. Потом откашливаюсь и добавляю, стараясь выдержать максимально нейтральный тон. – Я… могу размять…
Без всякого предупреждения Багров вдруг переворачивается на спину, закидывает руки за голову и смотрит на меня нагло и спокойно.
– С лопаткой я сам разберусь. А вот с этим напряжением можешь помочь, – говорит он и кивает вниз. А там…
Господи! Я кидаю взгляд, и мои щеки заливает краска стыда.
Его штаны так натянуты, что я вообще не понимаю, как он мог лежать на животе.
– Это уже не моя проблема, – напряженно говорю я и отворачиваюсь. – Сами как-нибудь разберётесь.
– Но проблема возникла из-за тебя.
– Из-за меня?!
– Ты меня трогала.
– Я делала вам больно, – сквозь зубы напоминаю я. – Вас это так возбудило?
– Больно? – Багров хмыкает. – Больно – это когда тебя шьют без анестезии прямо на льду, потому что анестезия – допинг. Больно играть с выбитым плечом. С порванной мышцей тоже больно. А твой массаж – херня.
Он непроизвольно проводит пальцами по подбородку, и я замечаю под мощной челюстью белую полоску шрама.
– А это откуда? – почему-то шёпотом спрашиваю я.
– Коньком порезало.
– Как так можно? – туплю я. – Коньки же внизу.
Багров вдруг коротко улыбается и поясняет мне, как ребенку:
– Если падаешь, ты тоже внизу. Соперник наезжает на тебя и…
Мне вдруг становится дурно. Я сглатываю и отворачиваюсь.
Черт, я же практически врач. Мне не должно быть так жутко при мысли о залитой кровью шее Багрова и о том, как близко находится этот шрам от яремной вены.
Я ведь столько травм видела, пока прошлый год ездила с нашими волейболистками на матчи, и всегда у меня оставалась холодной голова. А тут что-то расчувствовалась, как истеричная барышня.
Но пока я пытаюсь взять себя в руки, Багров в одно движение поднимается с кушетки, оказывается на ногах и обхватывает меня за талию. От его тела идет ровный жар, он пахнет именно так, как тогда – терпкой смолой, раскаленным металлом и еще чем-то неуловимым. Очень мужским.
Его ладонь поглаживает мою поясницу, и от этого касания по телу пробегают мурашки.
– Давай сейчас, – хрипло говорит он. – По-быстрому, пока тренировка не началась.
Что-что он мне предлагает?
Да он совсем охренел? Думает, что ему все можно?
Я с силой толкаю его в грудь, но он не сдвигается ни на миллиметр.
Чертов спортсмен!
– Что вы себе позволяете? – шиплю я зло. – Вы…
– Ты, –
