потом вернулся домой в Тольятти, устроился на ВАЗ. Все складывалось прекрасно: хорошая работа, приличный заработок, учиться поступил на заочное отделение. На следующий год летом поехал с компанией друзей-туристов на Грушинский фестиваль, песни послушать, людей посмотреть, себя показать. Там все и случилось. Познакомился с красивой веселой девушкой, вместе на «горе» фонариками светили, если прозвучавшая песня нравилась. Влюбился без памяти. Женился. Теперь локти кусает. Любимая оказалась распоследней шлюхой, каких свет не видывал. Ее, говорит, в Самаре каждая шавка знала. Одним словом, гулянками, пьянками и прочими фортелями довела парня до «края». Опозоренный, оскорбленный в лучших чувствах, парень готов был на себя руки наложить. Мать и друзья советовали сменить обстановку, уехать куда-нибудь на время, пока не уляжется нервный срыв и не зарубцуется душевная рана. А тут набор контрактников в Чечню…
Зажмурившись от лучей солнца, мелькавших в просветах между деревьями, словно вспышки стробоскопа, Вишняков опустил голову и уставился в пол. Он никогда не садился в кабину, где висело облако пыли, хоть топор вешай, а предпочитал трястись со всеми в кузове, обдуваемый ветерком. Да и в железной коробке чувствовал себя неуютно, как в мышеловке. Поэтому всегда уступал свое место рядом с Витькой Мухомором кому-нибудь из подчиненных.
Витек – тертый калач. Афган прошел: «наливники» гонял до Герата. Дважды горел, левая сторона лица сильно обезображена. На перевале Саланг, зимой, в туннеле, забитом военной техникой, чуть богу душу не отдал. Еще б немного – задохнулся. Неряха страшный, вечно чумазый, как трубочист, но машину держит в идеальном состоянии. Лихачит, конечно, этого не отнимешь, характер такой, неукротимый, как у мустанга. Какой русский не любит быстрой езды?
Частенько приходится «контачить» с аборигенами. Как-то в разговоре один из местных «чехов» обозвал Вишнякова жестоким ястребом. Да, они ястребы. Безжалостные ястребы. И будут ими, пока всякая мразь убивает, калечит русское население. Глумится над немощными стариками, насилует беззащитных женщин, детей лишает детства, превращая в бездомных сирот. Они ястребы для всякой сволочи, которая за все ответит: за кровь, за слезы, за рабство. Пощады от них пусть не ждет. Они – ястребы.
Впереди, с бойцами на броне, пылили «бэтээры», лихо, словно болиды «Формулы-1» на гоночной трассе, объезжая колдобины и ямы. «Урал» трясло и подбрасывало на, испещренном рытвинами асфальте. У бойцов белесые соляные разводы под мышками. От едкого пота пощипывает глаза. Вишняков лизнул языком блестящую на солнце тыльную сторону ладони. Привкус соли.
– Эх, искупнуться бы, мужики!
Пуля, пробив пластину бронежилета и зацепив позвоночник, прожгла правое легкое и засела в ребрах. Александра от удара развернуло, и он, потеряв сознание, как мешок шмякнулся на дно кузова рядом с запасным скатом, в который они упирались пыльными «берцами».
Он
