другое, – мечтательно произнесла Манон, – мне папа рассказывал.
Ангелина слегка охнула – Валентин оказался любителем «Crazy Horse»! Похоже, день сюрпризов для нее только начинался.
– Бабушка, что с тобой? Приди в себя! Почему ты удивляешься, я же не прошу тебя отвести меня в клуб мужского стриптиза?!
– Я не уверена, что нас пропустят, в это заведение пускают только совершеннолетних, – наконец взяла себя в руки Ангелина.
– Ну, ладно, мы можем вполне оставить «Crazy Horse» на следующий раз, – заявила благоразумная внучка, – тогда остаются бутики, а музеи и без нас обойдутся.
– Как скажешь, – согласилась Ангелина, Марго оказалась права. Ее внучка была вполне нормальной девочкой двенадцати лет, которой было совершенно не все равно, как она выглядит.
– Люблю этот ресторан! – отодвинула от себя пустую тарелку Манон. – Мы с папой, когда в последний раз приезжали, именно сюда и приходили. Кстати, это папа мне сказал, что это твой любимый ресторан.
– Вы с папой? – тупо повторила Ангелина. – Но в меню нет ни одного вегетарианского блюда?!
– Папа – не вегетарианец, а жертва домашнего гнета, – с авторитетным видом произнесла пигалица и с жалостью взглянула на свою недалекую бабушку.
– А Даниэла не в курсе?
– Папе жить не надоело, – вздохнула внучка, – мы втихую отрываемся.
– Но мне кажется, вы вполне могли бы поговорить с Даниэлой начистоту.
– В смысле, так и заявить, что, мол, любим мясо? А она опять завоет про детенышей и козочек с овечками! Кстати, у нее на всех животных аллергия, и фермы она видела исключительно по телевизору.
– Но должен же быть хоть какой-то выход?
– Выхода, бабушка, не было, нет и не будет! Слушай, давай не будем больше про маму. У нее крыша съехала давно и надежно.
– Как ты можешь говорить так о собственной матери? – не слишком уверенно проговорила Ангелина. Хотя внутренне подобному заявлению могла только поаплодировать.
– Ну что ты притворяешься? – проницательно заявил невозможный ребенок. – Тебе это прекрасно известно. Мне папа рассказывал про ваше первое знакомство. И я это говорю совершенно объективно. Ты можешь сказать, что я не люблю собственную мать?
Ангелина дипломатично промолчала.
– Не беспокойся, она в курсе, и это вполне взаимно.
– Что – взаимно?! – приподняла брови Анжи. Сюрпризы, похоже, на сегодня еще не кончились.
– Как что? Я не люблю ее, и она не любит меня. Нет, я вовсе не хочу сказать, что моя мать – бесчувственная. Просто ее больше интересует судьба голодающих детей в Африке или Бангладеш. А так как я не голодаю и в Африке не живу, то соответственно никакого сочувствия не достойна. И не смотри на меня так жалостливо, жизнь так устроена, и я уже привыкла к этому с возраста, так скажем, – задумалась юный философ, – лет трех-четырех. Хорошо, что есть папа, но ему все труднее и
