мне обязательно подскажет время».
– Ты газету купила? – сказала мама, – есть что-нибудь интересное?
– Можешь забрать, если хочешь, – свернув, я протянула газету ей, – интересное? Абсолютно ничего.
Спустя пару дней я стояла возле зеркала, снимая макияж ватным тампоном. Чёрная тушь запеклась в уголках глаз. Включив громкую связь – родителей, к счастью, не было в квартире, я болтала с одной из своих многочисленных подруг, категорически отказываясь сегодня идти в ночной клуб. Тушь оставляла на щеках грязные подтеки. Я устала от бесконечных пустых разговоров. Я выходила за целый день всего на полчаса, но я так устала, что не хотела куда-то идти. Я слушала пустую трескотню подруги и с тоской думала о том, как несовершенно устроен мир. Мы не можем отключить слух так, как мобильник. Техника бывает умнее людей.
В конце концов, разговор закончился, и я с облегчением нажала кнопку отбоя. Меня ждал самый ценный в мире дар – несколько часов тишины. Поэтому, когда телефон зазвонил снова, настойчиво и громко, я чуть не взвыла от злости и едва не запустила в стенку злосчастный гаджет. Бросив грязный ватный диск прямо на поверхность столика, я схватила трубку, проклиная весь мир. Раскаты этого телефонного грома спешили поведать мне, что дурацкая трубка сейчас разорвётся из-за того, что на неё никто не обращает внимания.
Я не смотрела на глянцевитую поверхность потому, что и так знала, кто звонил. Эта подруга умела доставать так, как никто другой. И, по всей видимости, с удовольствием демонстрировала на мне свои умения. Я нажала кнопку «ответить» и со злостью заорала:
– Неужели ты, дура, блин, не можешь оставить меня в покое?!
– Ты действительно хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? – раздался в трубке голос, от которого у меня подкосились ноги. – И, кстати, я не «дура блин».
Что-то глухо заколотилось в моей груди, потом оборвалось и полетело вниз с такой болью, что я даже задохнулась, хватая ртом воздух. Словно сердечник, схватилась за грудь.
– Я скучал о тебе, глупая девчонка. Скучал по твоей непредсказуемости – только ты так умеешь послать.
Я не знала, можно ли говорить о голосах так, но у него был какой-то иронический голос… Голос, возникающий в самых недрах моей души. Я стояла и хватала ртом воздух, а из глаз моих почему-то хлынули слезы. Я не плакала, когда представляла себе, как он трахается с голливудской красоткой. Я не плакала, когда видела их запечатлённый газетчиками роман. Я не плакала, видя плотоядный взгляд его зелёных глаз, разрывающих моё сердце со страницы журнала. Я не плакала, когда прекрасно знала реальность – мы больше не встретимся, никогда. Я сжимала зубы, терпела боль, как пленный партизан на допросе у немцев, и не говорила ни единого слова. Я не пролила ни единой слезинки, оплакивая себя. И вот теперь, когда он позвонил спустя столько месяцев, когда в моей трубке зазвучал голос реального, из плоти и крови, Филиппа Рубинова,
