Дворник вышел на улицу, пробыл там недолго, вернулся и доложил: – Никого, Федор Алексеевич.
– Ну и хорошо. Пойду, встречусь со старым знакомым.
– Господи, спаси и сохрани! – Дворник перекрестился.
Волков вышел из дворницкой, прошмыгнул в подъезд, поднялся на второй этаж, крутанул кольцо. Внутри послышался звон, похожий на скрежет.
Вскоре раздался голос Рохера:
– Кто там?
– Полиция! Открывайте!
– Полиция? – удивился Рохер, открыл дверь и тут же застыл в ступоре, кое-как проговорив непослушным ртом: – Вы?
– Я! – Волков отодвинул Рохера от двери, захлопнул ее за собой. – Узнал, Герман Анатольевич?
– Господин Волков, – прошептал Рохер. – Федор Алексеевич… Но этого не может быть!
– Как видишь, доктор, может. Ну, давай, приглашай в гостиную, поговорим.
– А?! Да, конечно, проходите, я все объясню!
– Конечно, объяснишь, Герман Анатольевич. Ведь ты же не хочешь умереть?
– Что? Умереть?
– Ступай вперед! – приказал Волков.
Растерянный доктор в домашнем халате на непослушных ногах прошел в гостиную и сел на диван. Он сдвинул колени, положил на них руки и испуганно глядел на нежданного гостя.
Волков устроился в кресле, пододвинул пепельницу, прикурил папиросу.
– Почему ты так удивился, увидев меня, Герман? Ведь знал же, что осужден я на десять лет без конфискации имущества, значит, рано или поздно, но вернусь. Хотя это вопрос второстепенный. Прежде всего я хочу знать, что ты делаешь в моем доме! Помнится, мы разговор о продаже квартиры и лавки до конца так и не довели. Арест в Петербурге помешал. Другими словами, какого черта ты делаешь здесь? Кто дал тебе право занимать чужое жилище? Вот на это ты сперва мне ответь, Герман Анатольевич. А я послушаю. Прошу не дергаться и не поднимать шума, только себе хуже сделаешь. Давай, я весь во внимании.
– Да-да, я все объясню! О вашем аресте я узнал буквально на следующий день. Здесь проводился обыск, а потом квартиру и лавку опечатали. Тогда я подумал еще, как вам не повезло.
Волков усмехнулся:
– Пожалел?
– Но мы же были, можно сказать, товарищами.
– Даже компаньонами. Правда, несостоявшимися. Ну да ладно, пожалел ты меня, и что дальше?
– Потом узнал, что вас осудили на десять лет поселения. Удивился, почему так много за одно лишь участие в революционной организации. Вон депутаты, которые в Выборге против государя выступили, всего по два-три месяца получили. А тут целых десять лет.
– Ты давай ближе к теме, Герман. Кто, на сколько, за что – все это теперь не имеет никакого значения.
– Имеет, Федор Алексеевич. Моя супруга – дочь Андрея Георгиевича Волынского…
Волков вновь недобро усмехнулся:
– Я знаю, кто у тебя жена, что у вас есть дочь, слышал, будто не твоя она, но это без разницы. Однако мне плевать на все это. Ты отвечай на вопросы, а не виляй хвостом, чтобы
