ближе Юнг. Я думаю, что ружье в данном случае – всего лишь ружье.
Продовольственный секс
Джонатан Кэрролл закладывает в уста героине следующие слова: «Для нас, стариков, еда это секс».
Очень правильно! Именно это и говорили нам психиатры. Я сам об этом не однажды писал, хотя и хуже, конечно, чем Кэрролл. Ну, там о всякой топографической анатомии пищевого и полового центров, атеросклерозе, общем поражении. Как раз по этой причине я и не люблю приходить в мясную очередь, где женское общество стоит и вожделеет, топорщась шубами. Нет, они выбирают не мясо – они выбирают полового партнера.
– А вот мне было отложено… мяско! пока я была в овощном… ага, ага, вот-вот…
– Восемьсот восемьдесят…
Чек выбит, сдача лежит. Но – чу!
– Ой-ой-ой! стойте!… мне еще, на остаточек денюжки!… щас пожарить… я щас пожарю… вон тот! постненький! завалился, ха-ха… вон тот кусочек…
Между прочим, она и не старая вовсе. Да хоть бы и старая. У мужчин такой же атеросклероз, но покупают иначе. В чем тут дело?
Дело в том, что женщины, как и везде, заточены на прием, то есть намерены принимать все это в себя. А мужчины, хотя и примут, настроены на передачу. Так что в пизду и на хуй – это совершенно различные модальности в структуре продовольственных отношений.
Котик
Дочка нарисовала котика.
Я сильно растрогался и сделал из этого закладку. Уже вторую книжку закладываю – Данелию. А когда буду читать Сорокина, заложу его чем-нибудь другим.
– Какой хороший котик, – говорю я дочке.
– Это не котик! Это собачка…
– Ага. – Осторожно: – А что она ест? вон изо рта что-то валится…
– Она не ест! Она бешеная…
Ибанок
Я не выношу высоких каблуков.
И вот почему: когда я еще сплю, они цокают. И мне начинает сниться нездоровый поверхностный сон об их отпиливании.
Что за дурная ночь! Сначала приснился ужасный сон, от которого пришлось проснуться и покурить. Будто на меня хотят написать жалобу за то, что я в пьяном виде позвал милицию и хочу преподать урок беспризорным детям, которые нюхают клей и с крыши бросают в меня камни. Потом – как это считать? во сне или наяву? – меня укусил комар и пел победно, кружа вокруг. А утром, ни свет ни заря – зацокало.
Я, например, когда кто-то спит, хожу на цыпочках и говорю шепотом.
Добиться того же от моего семейства совершенно немыслимо. Нынче к цоканью добавился прочий гром: тесть, нагостившийся, собирался в дальнюю дорогу. Банки! банки литровые – что, нельзя уложить вечером?
Помню, в далекие годы, когда я его еще более или менее терпел, теща дала ему записку: привези то-то, то-то «и банок».
Союз слился с существительным, и тесть недоумевал:
