в грязи. Нога, которую он сломал при падении с дерева, тоже не болела. От одежды лишь лохмотья остались, а сквозь дыры проникал холодные утренний ветерок.
Векша поежился. «Приснились, что ли, псы?». Мысли его, словно головастики в пруду, бешено роились и не могли прийти в порядок. Страшная погибель, тьма, дороге во мгле – это сон? Однако сознание упорно твердило, что все это он видел наяву. Да и пьяный враг, что сопел, лежа перед ним в грязи, был самым настоящим. «Колдовство это – вот что, – подумал Векша. – Бежать надо».
Легко задумать – непросто сделать. Векша испуганно огляделся по сторонам. Вокруг окружали его высокие и остроконечные походные шатры. Мальчик зачарованно уставился на них. В голове всплыли слова сказки: «Под высокими пологами, среди роскоши и богатого оружия, ведут военные советы могучие каменноликие». В этот предрассветный час стоянка альвов все еще была погружена в сон, однако Векша не сомневался, что неподалеку дежурили дозорные.
«Так мне отсюда не сбежать» – подумал мальчик и попытался протиснуть пальцы за ремень ошейника. Если получиться ослабить кожу и растянуть, то удастся его снять. Векша некоторое время попыхтел, стараясь просунуть указательный палец, однако кожа и не думала поддаваться. Более того, ошейник словно чуял векшины мысли и еще туже стягивал его шею. Стало тяжко дышать. Векша раскрыл рот и стал жадно хватать воздух, оставив попытки снять путы. «Колдуны проклятые» – подумал толстяк и плюнул в сторону спящего воина-альва. И тут же в ужасе вжал голову в плечи – не подумав, сделал. А вдруг, кто увидит? Опять ведь псами потравят.
В голове было пусто. Векша подумал о мертвых Миланице и Зоряне. И почувствовал, что себя ему жальче. Лица загубленных дяди и тети вовсе меркли в памяти, хотя с момента их гибели минули сутки. Наверное, сутки… «Хорошо хоть батя с мамкой не дожили, сгинули раньше» – решил Векша. Он съежился, прижавшись к столбу.
Согреться не получалось. Подросток мелко дрожал и думал о том, что теперь он остался совсем один. Тишина спящего лагеря надвинулась на него со всех сторон. Спали даже псы-мучители. Одна только мысль о них заставила его содрогнуться всем телом. Никаких сомнений, что жизнь его окончена, у Векши не оставалось.
«Почему я жив?» Подросток, кряхтя, уселся в грязь под столбом и вытянул чумазые ноги. «Где мои раны? Почему я целый?» Ответов он не находил, да и думать об этом снова и снова было страшно.
А тут еще и голод впился в него, подобно давешним золотым псам. В векшином животе громко и требовательно заурчало. Тело хотело жить. Оно требовало подпитки. Оно желало хлеба, а еще лучше – мяса. При мысли о еде, рот Векши наполнился слюной. Это выглядело странно и не к месту. «Вот дурень-то, – обругал свой урчащий живот Векша. – Все тебе жрать подавай». Он вздохнул и закрыл глаза. «Молиться буду, может легче станет». Сложил руки и начал мысленно взывать к Светлым Братьям, чтобы дали умереть
