нас еще в 1892 году немецкий математик, логик, философ Готлоб Фреге, в содержательной стороне языкового знака есть разные составляющие – то, что он назвал смыслом (der Sinn) и значением (die Bedeutung). Часто это переводят как смысл и денотат, но меня завораживает именно то, что два слова на первый взгляд про одно и то же. Да и немецкой паре слов русские смысл и значение вполне хорошо соответствуют. Речь вот о чем. Значение (денотат) – тот фрагмент внеязыковой действительности, с которым соотносится данное языковое выражение, а смысл – то, как объект представлен. Например, пишет Фреге, Утренняя звезда и Вечерняя звезда – это одно и то же (это, собственно, Венера). Значит, у двух выражений одинаковое значение, но разный смысл.
Рассказывая о языковой концептуализации, я люблю приводить два примера. По-русски мы говорим, что птичка на дереве, а по-английски или по-французски она, буквально, «в дереве». Картинка немного разная. В русском варианте дерево – это совокупность веточек, на которых и сидят птицы, в английском и французском – скорее крона, полупрозрачный шарик, и птицы внутри. Если ехать на поезде из Германии во Францию, можно заметить забавный факт: по разные стороны границы одно и то же действие по компостированию билета описывают прямо противоположным образом. Немецкое слово буквально означает «лишить ценности», а французское «сделать ценным». И то и другое понятно. Если билет прокомпостировать, то он уже как бы использован, то есть лишен ценности. А с другой стороны, пока он не прокомпостирован, это еще не полноценный проездной документ.
Проблема здесь вот в чем: в языке подобные вещи фразеологизуются, костенеют, так что в каждом случае непонятно, влияет ли языковая концептуализация на наше представление об объекте. Ну в самом деле – какая нам разница, надо ли говорить на почте и в аптеке или в почте и на аптеке? Видим ли мы из-за этого по-разному? Поэтому так ценны случаи, когда язык предоставляет разные возможности концептуализации одного и того же и говорящий может выбрать.
Как читатель догадался, я это рассказываю не просто так. Когда в храме Христа Спасителя был выставлен пояс Богородицы, я, приехав на Кропоткинскую в свой институт, услышала в метро объявление, что «начало очереди» к храму в настоящий момент у станции метро «Воробьевы горы» (для иногородних читателей: это на четыре остановки дальше). Я сразу вспомнила советский анекдот про троллейбус: «Остановка винный магазин. Следующая остановка – конец очереди». Действительно, ведь про одно и то же можно сказать и конец очереди, и начало очереди. Подходя к очереди, человек ищет последнего, а не первого. А первый в очереди – это не тот, кто только что подошел, а тот, кто давно стоит и уже у цели. Ну, или как-то протырился в начало очереди. В этом случае очередь для нас – это хвост из людей, которые пристраиваются чередом друг за другом. Но можно мыслить и иначе: вот человек пришел и начал свое стояние. Для него
