форме. При составлении протокола осмотра места происшествия он услышит примерно следующее: «Уважаемый следователь, пишите – внешний осмотр трупа выявил явные признаки отравления ФОС».
Честно говоря, я не знаю, как можно при трезвом уме и ясной памяти отравиться фосфорорганическими соединениями – всеми этими карбофосами, хлорофосами и прочими веществами, используемыми для травли насекомых. Резкий неприятный химический запах инсектицидов не замаскировать, наверное, никаким спиртным, даже более крепким, чем шампанское. Столик с бокалами и бутылками находится в дальнем углу комнаты, труп лежит ближе к центру. Но даже на пороге помещения волна едкой вони чувствуется очень сильно.
Если отраву налили в бокал (а, по всей видимости, это было именно так, яд оказался в бокале жертвы, а не в бутылке – иначе тут уже разложился бы целый пасьянс из трупов), то почему Мариам выпила это «шампанское»? Да у нее от одного запаха должно было защипать глаза! Или убийца отравил другой напиток, который женщина выпила немного раньше, до вечеринки со съемочной группой?
Оборачиваюсь, ловлю взгляд мужа.
Леня едва заметно кивает на труп и шепчет:
– Трупное окоченение выражено резко. Зрачки сужены, желтушное окрашивание кожи. И запах карбофоса ни с чем не перепутаешь.
Всей кожей я чувствую: у мужа возникают те же вопросы, что и у меня. Как можно по своей воле хлебнуть отравы с таким ядреным запахом? К тому же, насколько я помню, карбофос – жидкость темного, коньячного цвета. При смешивании ее с шампанским цвет светлого напитка явно бы изменился… Может, вся съемочная группа только тем и занималась, что вливала в рот бедной Мариам яд, – а сейчас усиленно делает вид, что опечалена смертью женщины?
Но обсудить все это мы не успеваем.
Мне определенно нравится приехавший в «Останкино» следователь. Возможно, этот худенький парнишка с ежиком коротко стриженных русых волос даже не пишет откровенно идиотских вопросов на постановку судмедэкспертам.
Он стоит к нам с Леней, тихонечко прошедшим в комнату, спиной. Но, словно почувствовав наше присутствие, резко оборачивается, вопросительно вскидывает брови:
– Почему посторонние на месте происшествия?
Меня радует досада в его интонации. Не понты начальника, для которого все окружающие – дураки, нет, именно искренняя досада человека, которому мешают работать. Неужели еще остались следаки, которые действительно хотят делать свою работу хорошо?
Мы с Леней начинаем молча шарить по карманам джинсов, разыскивая служебные удостоверения.
И вот уже на бледных скулах паренька вспыхивают розовые пятна вины:
– Леонид Писаренко, тот самый! Мы же по вашему учебнику судебную медицину проходили. Приятно познакомиться, следователь Юрий Колосов. Но я все равно не понимаю…
Пускаюсь в формальные объяснения нашего присутствия в этой комнате и одновременно
