партии, смотрящих в сторону Запада, «ярко» выступил президент Ельцин, правда, произошло это не в России, а в Америке, на совместном заседании палат Конгресса США, где он чётко сказал: «Мир может вздохнуть спокойно. Коммунистический идол, который сеял повсюду на земле социальную рознь, вражду и беспримерную жестокость, который наводил страх на человеческое сообщество, рухнул. Рухнул навсегда… многое пережито, многое переосмыслено, и я здесь для того, чтобы заверить вас: на нашей земле мы не дадим ему воскреснуть. Господи, благослови Америку!..»[2] За эту речь Ельцину хлопала не только вся Америка, но и многие бывшие коммунисты в России, те, кто вместе с ним публично рвал свои партийные билеты… Но особенно радовались этой речи те люди, кого Ельцин приблизил к себе. Кого наделил не только властью, но и внушил им мысль, что они есть душа и сердце России. Что они есть сама Россия.
Такое лицемерие со стороны подданных «помогло» Ельцину исповедовать свободные взгляды, которые уже не признавали ни преемственности, ни эволюционности политических и экономических событий, ни ответственности перед страной. Зато такая быстрая перековка Ельцина на капиталистический лад не осталась незамеченной многими руководителями западных стран.
«Что меня поразило в Ельцине больше всего, – сказала однажды премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, – так это то, что Ельцин, в отличие от Горбачёва, освободился не только от коммунистического мышления, но и от языка».
Поверив в свою исключительную непогрешимость, а также в судьбоносность, Ельцин, подобно многим классическим сюжетам, пошёл ещё дальше прототипа народного героя Фауста, дав ему новую интерпретацию. Покаявшись перед всем американским народом за прошлое своей страны, за тот «политический и экономический хаос, что существовал в ней многие десятилетия», он открыто «благословил Америку» на новые мирские удовольствия, не вполне осознавая, что выносит приговор всему русскому народу – народу откровений и вдохновений, народу, который легко впадает в крайности, превратив его не только в панургово стадо[3], но и избавив в один миг от всех законов морали и нравственности мироздания с присвоением статуса «Умный дурак»[4].
При взгляде на происходящее возникало множество вопросов: как такой человек вообще мог прийти к власти и стать символом обновляющейся России, если он не обладал элементарными знаниями развития общества, не воспринимал её сердцем, не видел её драгоценную самобытность и неповторимое своеобразие? Как такой человек мог стать правителем России, если он был порождён не только ложной структурой сознания, но и ложной иерархией ценностей? Не созерцал Россию, не принимал её как одну из главных заветных святынь своей личной жизни? Вопросы, вопросы, вопросы… и сколько бы их ни было, ясно было одно: к власти пришёл случайный человек, в котором не было ничего святого, что могло бы возвысить
С политической точки зрения это было предательство.
Выражение «панургово стадо» употребляется для характеристики толпы, слепо, безрассудно следующей за кем-либо. Возникло из романа французского писателя Рабле (1494–1553) «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Выражение «умный дурак» характеризует того, кто имеет большой объём знаний обо всём на свете, но допускает ошибки, принимая те или иные решения.
