тво.
Для начала выясним, откуда возник массовый политический террор. Он появился в эпоху революций. Резкий поворот в общественном развитии всегда порождал мощное сопротивление широких социальных слоев. Революции сопротивлялись не только представители свергнутой верхушки, но и массы, точнее, их часть. А подавление масс соответственно требовало массового террора.
Классическим образцом массового революционного террора можно считать якобинский террор 1793–1794 годов, который во Франции унес около миллиона жизней. Такова была цена Великой Французской революции. Однако политический терроризм, в той или иной степени, был присущ и другим буржуазным революциям – английской, американской, испанской, итальянской. Любопытно, что он был присущ и первой российской революции, вспыхнувшей в 1905 году. Я имею в виду террор эсеров и анархистов. Его принято называть индивидуальным, однако он принял характер массового. И это неудивительно, ведь эсеры имели в своем распоряжении массовую партию леворадикального толка.
По самым скромным подсчетам, в годы эсеровско-анархического террора погибло 12 тысяч человек. Думские депутаты-монархисты однажды принесли в зал заседаний склеенные бумажные листы, на которых были написаны имена жертв террористов. Так вот, полосу этих бумаг они смогли развернуть по всей ширине зала. До революции была выпущена многотомная «Книга русской скорби». В ней собраны данные о жертвах террора. Среди них лишь очень немногие принадлежали к элите русского общества. Большинство представляли мелкие чиновники, низшие чины полиции, священники, ремесленники. Очень многие пострадали совершенно случайно, оказавшись рядом с бомбистами. Например, 12 апреля 1906 года при взрыве дачи П.А. Столыпина погибло 25 человек, пришедших на прием к премьер-министру. Ранения получили трехлетний сын Столыпина и его четырнадцатилетняя дочь.
Все это было генеральной репетицией гораздо более страшного «Красного террора», который развернулся в России через несколько месяцев после Великой Октябрьской социалистической революции. Он показал, что массовый терроризм присущ не только буржуазным, но и социалистическим революциям. Во время Гражданской войны чекисты снимали целые социальные пласты нации – духовенство, дворянство и буржуазию. Террор ставил своей целью не просто удержание политической власти, но и социальное конструирование. Ведущий теоретик партии большевиков Н.И. Бухарин писал по этому поводу следующее: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».
Между тем нельзя забывать и о белом терроре, который был менее масштабным, чем красный, однако все равно носил массовый характер. И здесь даже не нужно ссылаться на советских историков, которых можно упрекнуть в предвзятости. Достаточно процитировать самих белых. Да вот хотя бы и А.И. Деникина, который писал в «Очерках русской смуты»: «Нет душевного покоя, – каждый день – картина хищений, грабежей, насилия по всей территории вооруженных сил. Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи… Я не хотел бы обидеть многих праведников, изнывавших морально в тяжелой атмосфере контрразведывательных учреждений, но должен сказать, что эти органы, покрыв густою сетью территорию Юга, были иногда очагами провокации и организованного грабежа. Особенно прославились в этом отношении контрразведки Киева, Харькова, Одессы, Ростова (донская)». А вот что пишет военный министр колчаковского правительства А.П. Будберг: «Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями («чтобы не убежали»); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых («чтобы мягче было лежать»). Будберга хорошо дополняет В.Н. Шульгин, бывший убежденным антикоммунистом и активным участником Белого движения. «В одной хате за руки подвесили комиссара, – рассказывает Шульгин, – под ним разложили костер и медленно жарили… человека. А кругом пьяная банда монархистов… выла «Боже, царя храни»…
Весьма ценны, в данном плане, воспоминания А.С. Суворина, который был всецело на стороне белых: «Первым боем армии, организованной и получившей свое нынешнее название [Добровольческой], было наступление на Гуков в половине января. Отпуская офицерский батальон из Новочеркасска, Корнилов напутствовал его словами: «Не берите мне этих негодяев в плен! Чем больше террора, тем больше будет с ними победы!»
Губернатор Енисейской и части Иркутской губернии генерал С.Н. Розанов, особый уполномоченный Колчака, приказывал:
«1. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, – расстреливать десятого.
2. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое
