style="font-size:15px;"> Буду носить его с гордостью.
– Получше, чем та охотничья куртка, которую ты возненавидела? – Джону выдают уголки его рта.
– Так это была шутка?
– Конечно, это была шутка, – ухмыляется он. – И она того стоила. Ты такая дерьмовая актриса.
– Боже, какой же ты иногда придурок.
Выпускаю из рук кулон, чтобы с силой стукнуть Джону в грудь. Чувствую вибрацию его негромкого смеха на кончиках пальцев, пока его руки ложатся на мои бедра, согревая тело даже сквозь два слоя одежды.
– Спасибо тебе, – уже с раскаянием произношу я. – Он просто великолепен, Джона. Правда. Это самое красивое украшение, которое у меня есть.
Не стоит удивляться. У Джоны всегда был отличный вкус – в этом убедилась, когда впервые вошла в его дом. Тогда ожидала увидеть унылую холостяцкую берлогу с валяющимися повсюду обглоданными свиными ребрышками и пустыми банками из-под пива.
Он глубоко вздыхает, его улыбка исчезает.
– Но я не могу взять на себя всю ответственность за него. – Джона держит маленький золотой самолетик между большим и указательным пальцами. – Этот кулон не только от меня.
Его бледно-голубые глаза поднимаются вверх и встречаются с моими. Он сглатывает.
– Примерно за неделю до своей смерти Рен попросил меня связаться с его другом в Номе.
Комок в моем горле раздувается.
– Он хотел, чтобы у тебя было что-то на память о нем. Что-то, что ты сможешь открыть в рождественское утро. – Джона откашливается. – Какое-то время Рен надеялся, что доживет до него.
Я зажимаю рот рукой, чтобы заглушить рыдания. Мои глаза затуманивают слезы, стекающие по щекам горячей ровной дорожкой. Со дня папиной смерти прошло уже несколько месяцев, но сейчас мне снова кажется, что он умер только вчера.
Джона слегка напрягается.
– Он был чертовски настроен подарить тебе что-то, что ты захочешь носить. Я никогда не видел его таким решительным прежде. Рен знал, какая ты, какую одежду носишь и так далее. В общем, самолет был его идеей. – Наконец глаза Джоны снова встречаются с моими глазами, и я замечаю в них влажный блеск, а в голосе – осиплость. – А я попросил добавить бриллианты, потому что знаю, как ты любишь все блестящее.
Мне требуется мгновение, чтобы подобрать ответ, а когда я его все же нахожу, он звучит едва слышным шепотом.
– Это самая совершенная вещь, которую мне когда-либо дарили. Больше никогда его не сниму. Никогда.
Джона кивает, а затем привлекает меня к себе, и его волосатое лицо щекочет мою шею, пока я плачу.
Глава 6
Тяжелый стук ботинок на ступенях крыльца возвещает о возвращении Джоны за мгновение до того, как дверь кухни со скрипом открывается. Я украдкой бросаю взгляд на часы, и мое сердце начинает учащенно биться. Сейчас уже почти девять вечера. Джона должен был вернуться домой несколько часов назад.
– Калла? – разносится
