совсем рядом и расчесывала перед зеркалом роскошные золотые волосы. Толстухи подле не наблюдалось. Девушка увидела отражение Антона позади себя в зеркале и улыбнулась ему, как старому знакомому. В ее улыбке была радость и за него, что он добился и попал-таки на спектакль. И от того, что судьба, навеки, казалось бы, разлучившая их, дает им еще один шанс. Антон понял, что будет разнаипоследним олухом, если не подойдет к ней сейчас же, не откладывая ни секунды.
– Эту контрамарку вы будете хранить всю жизнь, – нагибаясь над девушкой, сказал Антон ее отражению в зеркале. Он ненавидел пошлые мужские первые фразы («Вы не знаете, который час?») и с каждой новой девушкой придумывал, сообразно моменту, что-нибудь оригинальное.
– Потому что мне ее подарил Высоцкий? – спросила она, не оборачиваясь, у его отражения. Голос у нее был красивый, мягкий и низкий.
– Нет, потому что она познакомила нас с вами, – дерзко сказал он.
Никто из них, ни он, ни она, не догадывались, что это игривое предсказание-треп в самом деле сбудется.
Москва, 1 января 1973 года
Общага бушевала. То и дело по коридору, как слоны, топотали ребята. То там, то здесь за тонкими стенами раздавались громовые взрывы хохота. В комнате рядом раз за разом заводили «Мисс Вандербильд» – последний хит Пола Маккартни, каким-то чудом уже через пару недель после выхода диска в Англии просочившийся в СССР сквозь железный идеологический занавес. «Хоп! Хей-хоп!» – орал магнитофон. Народ за стенкой подхватывал припев и грохотал, танцуя.
А в этой комнате было темно и тихо. Девушка лежала голая на кровати и плакала. Антон стоял у окна и смотрел на огромную изукрашенную елку во дворе общаги. Новый год. Новогодняя брачная ночь. Новогодняя первая брачная ночь. «Вот незадача, – подумал он. – Кто ж знал, что она – девушка. Теперь хлопот не оберешься».
Антон отвернулся от окна. В темноте комнаты угадывались четыре кровати, две тумбочки, шкаф. На полу в беспорядке валялась их одежда. Свет от блеклого фонаря освещал ее обнаженную спину. Лицом она уткнулась в подушку. Временами слышались всхлипы.
Антон присел на кровать. «Ну будет, будет», – потрепал он ее по плечу. Вдруг она порывисто повернулась и села в кровати. Щеки ее были мокры. Груди, замечательные, роскошные груди, смотрели прямо на него. У него вновь возникло желание.
– Ты меня любишь? – строго, словно прокурор, спросила она. Глаза ее в темноте смотрели пристально.
– Ну конечно, – вяло ответил он.
– Скажи: ты любишь? – снова вопрошала она.
– Да, конечно, я люблю тебя, маленькая.
– Я тебе не маленькая! – закричала девушка. – Не называй меня так!
– Хорошо, хорошо, – умиротворяюще проговорил он. – Ты – миленькая, хорошенькая, дорогая… И я очень тебя люблю.
