style="font-size:15px;"> Снова тишина. Мы сидим друга напротив друга и просто молчим. Первой эту гнетущую тишину не выдерживаю я.
– Как им удалось пробить блок? – хрипло спрашиваю у мужчины, а сама ещё надеюсь, что всё это неправда.
– Они его не пробили, а обошли. Блок защищает вас от магов, а не от людей.
– И что теперь?
Туманов пожимает плечами.
– Всё зависит только от тебя. Будешь сотрудничать – обойдёшься условным сроком. Нет – накажут по полной.
– Ясно, – я отвела взгляд.
Он сразу понял, какое решение я приняла, даже переспрашивать не стал, лишь уточнил:
– Даже подумать не хочешь?
– Нет, – глухо ответила ему и закусила губу.
– А ведь они чуть тебя не убили. Дважды. Первый раз, когда отправили на задание с проклятьем и ядом, второй – когда поставили ловушку, которая должна была тебя убить в случае промаха.
Ведь правду говорит, и я знаю это, но сейчас ничего уже не имеет смысла.
– Олеся, – он тяжело вздыхает. – Ты, наверное, сейчас не осознаёшь всю тяжесть своего поступка. Никто тебя по головке за это не погладит. Даже информация о том, что ты сделала это, находясь под чужим контролем, тебе не поможет. Ты наслала проклятье на Дениса Разина. Не на Васю Пупкина из шестого подъезда. Имя Разина у всех всегда было на слуху, его физиономия мелькала по телевизору и на страницах жёлтой прессы.
– Я знаю.
– Нет, не знаешь. Суд будет через неделю. И твою судьбу будет решать Совет. А ему нет совершенно никакого дела до обычной человечки. Это ты понимаешь?
– Понимаю.
Моя покорность его только разозлила. Страж встал со стула и отошёл к зарешёченному окну.
– Господи, ребёнок, где они только тебя такую откопали, а? – с досадой пробормотал он, рассеянно проведя рукой по стриженому затылку, и я покраснела. – Самоотверженность на грани глупости и безрассудства. Ты же никому не поможешь, скрывая от нас информацию. Иногда мне жаль, что действует запрет на чтение чужого сознания. Шесть лет назад всё было гораздо проще.
– Я ничего не скажу, – вновь пробормотала я.
Туманов не отступал. Этот разговор повторялся раз за разом в течение следующих трёх дней, и даже когда меня перевели из палаты назад в камеру.
Одни и те же вопросы, и мой короткий ответ: «нет». Он рассказывал мне о том, что происходит в городе. О том, как под стенами собираются пикетчики, которые требуют отпустить меня. О том, как к ним несколько раз приходили мама с папой с одной лишь просьбой: увидеться со мной.
Туманов говорил, а я представляла маму – поникшую, сгорбленную, с огромными глазами, полными слёз. И отца, который продолжал держать голову прямо, несмотря на то, что сердце разрывалось от боли.
– Может, стоит пересмотреть свою позицию и вернуться к ним? Разве твои родители должны страдать из-за ошибок других?
Они в любом случае будут страдать. Если не я, то Алиска.
– Почему ты так
