должна хоть что-то делать. Не будешь же ты целую вечность сидеть на попе ровно.
– Я вовсе не сижу на попе ровно. А кроме того, у меня еще болит бедро. Физиотерапевт советует побольше лежать.
– Мама с папой гадают, чем ты думаешь заняться. Ведь в Стортфолде нет работы.
– Я не хуже тебя это знаю.
– Но ты плывешь по течению. Тебя абсолютно ничего не интересует.
– Трин, я только что упала с пятого этажа. И теперь восстанавливаюсь.
– А до этого ты унеслась путешествовать. Потом работала в баре, так как не поняла, что хочешь делать. Тебе давно пора навести порядок в голове. В колледж ты возвращаться не собираешься, значит самое время решать, как жить дальше. В любом случае, если ты рассчитываешь остаться в Стортфолде, необходимо сдать квартиру в Лондоне. Ты же не можешь до бесконечности сидеть на родительской шее.
– И это мне говорит женщина, которая последние восемь лет существовала за счет банка Папы и Мамы.
– У меня очное обучение. А это большая разница. Так или иначе, пока ты валялась в больнице, я проверила выписки с твоего банковского счета. И после того как я заплатила по счетам, по моим прикидкам, у тебя еще остается полторы тысячи фунтов, включая положенные выплаты по больничному листу. Кстати, какого черта ты столько треплешься по телефону с Америкой? Эти звонки обошлись тебе в целое состояние.
– Это тебя не касается.
– Ладно, я составила список агентов по недвижимости, занимающихся арендой. А затем, думаю, стоит снова попытаться подать заявление в колледж. Возможно, кто-то уже бросил учебу на курсе, который ты выбрала.
– Трин, ты меня утомляешь.
– Нет смысла болтаться без дела. Как только у тебя появится цель, ты сразу почувствуешь себя человеком.
Конечно, все это ужасно раздражало, но, с другой стороны, ворчание Трины действовало успокаивающе. Ведь она была единственной, кто осмеливался меня воспитывать. Родители, похоже, были убеждены, что у меня внутри образовалась червоточина, а потому обращаться со мной следует с особой деликатностью. Мама аккуратно складывала мое выстиранное белье в изножье кровати, готовила мне еду три раза в день, а когда я ловила на себе ее взгляд, отвечала мне смущенной полуулыбкой, которая яснее всяких слов говорила о том, что мы не решались друг другу сказать. Папа возил меня на сеансы физиотерапии, сидел рядом со мной на диване перед телевизором и даже не пытался надо мной подшучивать. И только Трина была в своем обычном репертуаре.
– Ты ведь знаешь, что я сейчас скажу.
– Да. Но лучше не надо.
– И ты знаешь, что он бы тебе сказал. Ты заключила соглашение. И не имеешь права его нарушить.
– Ну ладно. Проехали, Трин. Давай закончим этот разговор.
– Отлично. Томас уже выходит из раздевалки. Увидимся в пятницу! – сказала она так, словно мы мило поболтали
