КОТОРАЯ ВСЕХ И СВЯЗЫВАЕТ В ЕДИНСТВО. А ВОВСЕ НЕ НАСИЛИЕ.
Адельгейм: Он был монарх. Ему демократия была непонятна.
Лобков: И при Иване III был спор между Нилом Сорским и иосифлянами.
Адельгейм: Да. А жизнь продолжалась.
Лобков: И то, что происходит сейчас, очень похоже на Нила Сорского и иосифлян, только стяжателей тут не так много, вот почему мы из Москвы приехали. Власть сейчас так воцерковилась, я смотрю: и начальник российских железных дорог имеет свою точку зрения на христианство, и все со свечками стоят, и прямо богословами все стали…
Адельгейм: К христианству они отношения не имеют. Они – язычники. Держать свечку в руке они умеют, и все, на этом все заканчивается. Подсвечники, все понимают, что это подсвечники.
Лобков: Почему они сейчас стали воцерковленными, или кажутся такими?
Адельгейм: Власти?
Лобков: Губернаторы, вояки…
Адельгейм: Так это одна компания – церковные иерархи и власть. РПЦ – не Православная церковь, так скажем, а РПЦ, – это несколько своеобразная структура. Она сейчас становится таким отделом центрального комитета по идеологии.
Лобков: Меня всегда интересовало, почему священника-интеллектуала или пламенного богослова легче встретить в каком-нибудь маленьком сельском приходе, чем в столице или в Петербурге. Все выяснилось, когда я прочел интервью одного из последних советских уполномоченных по делам религии, товарища Владимира Куроедова. Оказывается, это была специальная политика. Уполномоченный по делам религии (читай: кагэбэшники) внимательно просматривал досье на всех выпускников духовных академий и семинарий. Лодырей, троечников, прогульщиков обычно оставляли в Москве и Питере, в Киеве, потому что уже одним своим образом они работали на антирелигиозную политику партии. А кто был поумнее, кто пылко веровал – того отправляли в сельские приходы. Так что у отца Павла Адельгейма остаться в столице не было никаких шансов.
Адельгейм: С тех пор, как сняли меня с настоятельства, архиерей меня гнобит очень много лет. Он сразу сказал, что мне здесь не жить. Мы с ним знакомы не были. Но когда я приехал, то архиерей сказал, что много про меня слышал – и ничего хорошего, только плохое. И поэтому мне лучше отсюда уезжать.
Лобков: Вас назначили из Москвы?
Адельгейм: Что вы! Я приехал сюда… понимаете, это очень долго надо вам рассказывать. Я уехал из Средней Азии. После того как меня выперли из Ферганы, меня назначили в Красногорск.
Лобков: Был я в Красногорске. По-моему, там открываются ворота в ад…
Адельгейм: Да нет, ничего.
Лобков: Уран какой-то. Красная пыль, много детей с врожденными аномалиями – что-то там с экологией жуткое…
Адельгейм: В общем, я там прослужил год и потом решил уехать в Россию. И главное, что митрополит
