была занята усвоением нового, то он думал был о Викторе де Рианье день и ночь, пока не сошел с ума.
На казнь Эмилио Верде собралась половина города. Люди заполонили площадь перед зданием тюрьмы, как вышедшая из берегов река. В толпе Тьяго разыскал своих знакомых: Генри с Заком, еще нескольких ребят и главное украшение – Герду.
Его синяки до конца не зажили, и Тьяго не хотелось показываться девушке на глаза таким побитым. Но когда он увидел ее затылок и плечи, то понял, что хочет подойти, несмотря ни на что.
– Угадай кто, – он закрыл ладонями ее глаза.
– Тьяго! – Герда чуть не подпрыгнула. – Явился же ты! А я между прочим волновалась.
– Не хотел, чтобы ты меня видела таким, – он почесал лохматый затылок.
На вскрик девушки обернулись и остальные ребята. Тьяго поздоровался со всеми по очереди, но только Зак как будто был ему не рад. Вяло кивнул да отвернулся.
Со стороны эшафота послышалась барабанная дробь. Толпа стихла. Двое конвоиров повели осужденного в грязно-серой робе к возвышению. С тех пор, как они познакомились в магазине, Эмилио сильно похудел. На лице виднелись синяки и следы побоев, не хуже, чем у самого Тьяго. Мужчина шел медленно, еле переставляя ноги.
– Мерзавец во всем сознался, – услышал Тьяго чей-то голос за спиной.
«Под пытками», – понял он, отчего стало не по себе.
Не поворачивая головы, Герда взяла его за руку. Ее ладонь была совсем холодной, и он слегка ее пожал.
Эмилио привязали к столбу, под которым была гора хвороста. Глашатай развернул свиток и принялся зачитывать приговор. Мужчине вменяли в вину призыв теней и убийства четырех подростков: сестры Тьяго, Эрика, дочери кожевника и послушницы из церкви. И уже в довесок выяснилось, что Верде воровал у хозяев «Рубио-Хиль».
В последнее Тьяго еще мог поверить, но насчет остального сильно сомневался. Эмилио отрешенно смотрел перед собой, и казалось, что внутри этот человек уже умер. За казнью с балкона тюрьмы наблюдало несколько человек, включая отца Генри и аюданта де Вега.
Тьяго был в церкви вчера утром, докладывал Адану о делах Кальдеры. Точнее, об отсутствии таковых. Но монсеньора больше заинтересовала личность напавших на него на мосту.
– Если тебя вызовут в суд, ты сможешь дать показания? – спросил аюдант.
Тьяго кивнул.
– Но пока держи это между нами, – продолжил де Вега, – и не кричи на каждом углу, что тебя избил виконт де Рианье.
Это Тьяго и сам понимал, поэтому кроме Драйдена и Кальдеры не собирался никому говорить. Даже Герде безопаснее было не знать.
Палач поднес к хворосту факел и зажег огонь в нескольких местах. Эмилио поднял голову и, глядя в небо, беззвучно зашевелил губами.
– Нечего молиться, Учитель не милует душегубов! – выкрикнули из толпы, и в сторону столба полетел камень. – Да заберет тебя Бездна!
Пламя начало разгораться. Герда отвернулась первой.
– Уйдем
