виду музея отпустил извозчика.
– Прибавить надо, ваше высокоблагородие, – злобно и настойчиво говорил извозчик, – знал бы, не поехал бы. Вишь, что делается!
– Будет.
– Детей зачем-то ввязали в это… – послышался женский голос.
Тут только Турбин увидал толпу вооруженных у музея. Она колыхалась и густела. Смутно мелькнули между полами шинелей пулеметы на тротуаре. И тут кипуче забарабанил пулемет на Печерске.
Вра… вра… вра… вра… вра… вра… вра…
«Чепуха какая-то уже, кажется, делается», – растерянно думал Турбин и, ускорив шаг, направился к музею через перекресток.
«Неужели опоздал?… Какой скандал… Могут подумать, что я сбежал…»
Прапорщики, юнкера, кадеты, очень редкие солдаты волновались, кипели и бегали у гигантского подъезда музея и у боковых разломанных ворот, ведущих на плац Александровской гимназии. Громадные стекла двери дрожали поминутно, двери стонали, и в круглое белое здание музея, на фронтоне которого красовалась золотая надпись:
«На благое просвещение русского народа»,
вбегали вооруженные, смятые и встревоженные юнкера.
– Боже! – невольно вскрикнул Турбин. – Они уже ушли.
Мортиры безмолвно щурились на Турбина и, одинокие и брошенные, стояли там же, где вчера.
«Ничего не понимаю… что это значит?»
Сам не зная зачем, Турбин побежал по плацу к пушкам. Они вырастали по мере движения и грозно смотрели на Турбина. И вот крайняя. Турбин остановился и застыл: на ней не было замка. Быстрым бегом он перерезал плац обратно и выскочил вновь на улицу. Здесь еще больше кипела толпа, кричали многие голоса сразу и торчали и прыгали штыки.
– Картузова надо ждать! Вот что! – выкрикивал звонкий встревоженный голос. Какой-то прапорщик пересек Турбину путь, и тот увидел на спине у него желтое седло с болтающимися стременами.
– Польскому легиону отдать.
– А где он?
– А черт его знает!
– Все в музей! Все в музей!
– На Дон!
Прапорщик вдруг остановился, сбросил седло на тротуар.
– К чертовой матери! Пусть пропадет все, – яростно завопил он, – ах, штабные!..
Он метнулся в сторону, грозя кому-то кулаками.
«Катастрофа… Теперь понимаю… Но вот в чем ужас – они, наверно, ушли в пешем строю. Да, да, да… Несомненно. Вероятно, Петлюра подошел неожиданно. Лошадей нет, и они ушли с винтовками, без пушек… Ах ты, боже мой… к Анжу надо бежать… Может быть, там узнаю… Даже наверно, ведь кто-нибудь же да остался?»
Турбин выскочил из вертящейся суеты и, больше ни на что не обращая внимания, побежал назад, к оперному театру. Сухой порыв ветра пролетел по асфальтовой дорожке, окаймляющей театр, и пошевелил край полуоборванной афиши на стене театра, у чернооконного бокового подъезда. Кармен. Кармен.
И вот Анжу. В окнах нет пушек, в окнах нет золотых
