и возчик обернулись, а Сотников весь съежился в ожидании чего-то устрашающе-зверского. И действительно, Дёмчиха вскоре закричала, забилась в розвальнях. Скрипнул хомут, и даже лошадь беспокойно переступила на снегу. Потом все стихло. Стась было соскочил с розвальней, но скоро опять удовлетворенно завалился на свое место.
– Хе! Рукавицу в глотку – не кричи, бешеная баба.
Сотников с усилием повернул голову и очутился лицом к лицу с конвоиром:
– Палачи! Истязатели!
– Ты, заступник! Отверни нюхалку, а то красную жижу спущу! – заорал Стась, сделав страшное выражение лица.
Но Сотников уже знал, с кем имеет дело, и с полным безразличием отнесся к этой его угрозе.
– Попробуй, гад!
– Ха, пробовать! Да знаешь, я тебя сейчас шпокну и отвечать не буду. Это тебе не Советы!
– Шпокни, пожалуйста!
– А то слабо? – Полицай в показной решимости схватился за винтовку, но лишь ткнул его стволом в грудь и выругался.
Сотников не моргнул даже – он не боялся этого выродка. Он знал, что на его вызывающее хамство надо отвечать точно таким же хамством – эти люди понимали только такое обхождение.
– Женщина ни при чем, запомни, – сказал он с расчетом на Рыбака, намекая тем, как надо отвечать на допросах. – Мы без нее залезли на чердак.
– Будешь бабке сказки сказывать, – закивал головой Стась и опустил винтовку. – Небось Будила из тебя дурь выбьет. Подожди!
– Плевать мы хотели на твоего Будилу!
– Скоро поплюешь! Кровью похаркаешь!
«Какого черта он задирается?» – раздраженно думал Рыбак, слушая злую перебранку Сотникова с полицаем.
Их везли дорогой, которой утром они тащились в деревню, только теперь поле не казалось ему таким длинным и уныло равнинным, лошадка бодро перебирала ногами, постегивая по саням жестким на морозе хвостом. Рыбак с растущей досадой думал, что едут они слишком уж быстро, ему изо всех сил хотелось замедлить езду. Чувствовала его душа, что это последние часы на свободе, с которыми быстро убывала возможность спастись – больше такой не будет. Он проклинал себя за неосмотрительность, за то, что так глупо забрался на тот проклятый чердак, что за километр не обошел той крайней избы – мало ему было науки не соваться в крайнюю, куда всегда лезли немцы. Он не мог простить себе, что так необдуманно забрел в эту злосчастную деревню – лучше бы передневали где-либо в кустарнике. Да и вообще с самого начала этого задания все пошло не так, все наперекос, когда уже трудно было надеяться на удачный конец. Но того, что случилось, просто невозможно было представить.
И все из-за Сотникова. Досада на товарища, которая все время пробивалась в Рыбаке и которую он усилием воли до сих пор заглушал в себе, все больше завладевала его чувствами. Рыбак уже отчетливо сознавал, что, если бы не Сотников, не его простуда, а затем и ранение, они наверняка добрались бы до леса. Во всяком случае, полицаи бы их не взяли. У них были винтовки – можно было постоять
