на край ванной. Вода уже, наверное, скоро закончится. Амрис кладёт щётку на крышку ванной, намыливает руки и промывает свои короткие волосы. Беру в руки полотенце и жду.
Шум воды обрывается через несколько секунд после того, как Амрис смыл мыло с волос. Остаются падающие капли, мерцающий в свете лампы пар и густые тени в углах комнаты.
Амрис вновь тяжело опирается на стену. Может, и не надо было заставлять его мыться? Ладно, уже проехали.
Встаю и подхожу к нему с полотенцем.
Сильное и тяжёлое движение Амриса ‒ и я оказываюсь спиной к самому углу ванной, лицом к нему. Руки его тела, привыкшие получать то, что ему приглянулось, и не привыкшие отдавать то, с чего он не хочет расставаться, ‒ как будто прутья клетки, врастающие в стену около моих плеч.
‒ Теперь я достаточно чист, чтобы тебя поцеловать? ‒ спрашивает он, глядя мне в глаза. У него очень светлые серые глаза, почти прозрачные.
Шумно втягиваю воздух и замираю, вжавшись, как могу, в угол. Руки с полотенцем подтягиваю к груди в непроизвольной и, наверное, несколько наивной попытке защититься. Платье тут же намокает.
Амрис хмурится и склоняет голову набок. Убирает руки и отступает на полшага. Я опускаю руки и снова могу дышать.
Амрис берёт полотенце у меня из рук и медленно вытирается.
‒ Извини… Я чего-то не понимаю, но сейчас я всё равно слишком плохо соображаю. Объясни мне потом…
Механически киваю.
‒ Я могу идти спать? ‒ улыбается он, и его взгляд ласков.
Могу только опять кивнуть. Амрис подаётся навстречу мне в намерении, может быть, коснуться меня, ‒ но передумывает в середине движения.
‒ Пойду, ‒ устало улыбается он мне и уходит нетвёрдыми шагами, просушивая полотенцем волосы.
Как только он уходит, я сползаю вниз по стене и начинаю плакать. Что это?
Я боюсь его? Я хочу его? Я боюсь, что он будет смеяться, когда узнает, что происходит у меня внутри?
Естественно, он будет смеяться. В мужском контуре я бы тоже смеялся. Это воистину смешно – особенно если смеяться постфактум.
Я боюсь его. Я хочу его. Я трепещу перед этим сочетанием: тёплый и родной Амрис в этом хищном теле. Я хочу испытать его своим телом. Я боюсь не выдержать. Я боюсь сделать что-то не то, отчего он будет смеяться. Я боюсь, что я не пойму чего-то, что он имеет в виду, и что-то сломается между нами.
А, я поняла.
Я просто боюсь, что он уйдёт.
Краем сознания я замечаю, что это очень смешно, но сейчас мне важно дать себе выплакаться и выпустить напряжение, рождающееся между стремлением к нему и страхом, что он уйдёт оттого, что я стремлюсь к нему.
Это очень смешно. «Кан-Гиор, я пришёл, а не ушёл».
Меня пробирает дрожь. Ванная остывает, а платье промокло насквозь, и мне холодно и неприятно в мокрой и тяжёлой ткани. А нужно ещё кучу всего сделать.
Пора двигаться.
Прежде всего – снять и повесить сушиться платье.
