глаза. Левина слышит, как Георг в холле разговаривает со слугой. Она берет новый лист бумаги и начинает заново; вглядывается в лицо сына, на котором играет свет и дрожащие тени листвы, с теплым чувством узнает в нем знакомые черты – широко расставленные глаза и крупный рот отцовские, круглые щеки ее собственные. Маркус больше пошел в отца: уши точь-в-точь как у него, да и большие руки, и темные волосы – все это от Георга. У самой Левины волосы белесые, точно сыворотка.
Порой она удивляется тому, что выросла в доме, полном женщин, а теперь легко управляется с семьей из одних лишь мужчин. Впрочем, при дворе достаточно женщин, чтобы с лихвой заменить ей сестер. Греи стали ей почти родными: Фрэнсис Левина считает своей ближайшей подругой, а то, что они вместе стали свидетельницами смерти Джейн, связало их еще более крепкими узами. Сблизились они много лет назад, когда утешали друг друга после смерти первой покровительницы Левины, Екатерины Парр. Странным образом эта необычная дружба строилась и крепла на общем горе. Необычная – ибо едва ли при дворе найдутся другие две женщины, столь различные по происхождению и воспитанию: Левина, дочь простолюдина-художника из Брюгге, и Фрэнсис, внучка короля. Но дружба между женщинами вообще причудлива и порой не поддается никаким объяснениям.
Сейчас Левину не оставляет страх за Фрэнсис и ее дочерей. Они до сих пор при дворе – вынуждены угождать узурпаторше, отнявшей у Джейн сперва корону, потом и жизнь. Воспоминание о Джейн давит на сердце, словно большая гиря на весах бакалейщика. Левина слышала перешептывания о Фрэнсис: подругу осуждают, называют бессердечной за то, что остается при дворе, где сложили головы ее муж и дочь. Как они не понимают? Она служит Марии Тюдор, потому что королева этого требует – и для того, чтобы заручиться ее милостью и спасти от той же участи остатки своей семьи. В конце концов, права на престол, что имела несчастная Джейн, теперь перешли к ее сестре Кэтрин Грей.
Входит Георг, молча останавливается у жены за спиной и смотрит на набросок. Она не оборачивается. Георг никогда не отвлекает ее от дела; Левина благодарна ему за уважение к ее творчеству и теперь чувствует укол вины за то, что несколько минут назад была недовольна его приходом. На глаза падает прядь волос, которую Левина сдувает, не отрываясь от работы. За спиной слышится дыхание супруга. Теперь все сходится: уголь, словно по волшебству, повинуется ее желаниям, и на листе проступает рисунок, который, казалось, был здесь всегда – только теперь, благодаря какой-то таинственной алхимии, стал видим смертным. Левина выпрямляется и с улыбкой поворачивается к мужу.
– Отлично вышло, Ви́на! Это он – наш сын, – говорит Георг, положив руку ей на плечо.
Ласковое прикосновение для нее непривычно: муж служит в дворцовой страже, не бывает дома по несколько недель, и всякий раз после его возвращения им приходится заново привыкать друг к другу.
– Как ты, Георг? – спрашивает она. – Вид
