style="font-size:15px;"> – Сняли с ее карты, ага.
– Но разве сама Топси не могла этого сделать? Она же не отдавала себе отчет.
– Ей пришлось бы сильно постараться, – мрачно улыбнулась Паула. – Денежки-то сняли после ее смерти, в воскресенье утром, как они сказали. И сняли их в этом банкомате, на улице.
Лиз перевела взгляд на банкомат напротив залитой дождем парковки, словно ожидая увидеть там зловещую фигуру в красно-черной полосатой майке и черной маске, терпеливо стоящую в очереди. Она снова посмотрела на Паулу.
– Они выяснили, кто их снял?
Паула снова фыркнула.
– Оказалось, никакого преступления-то и не было; это миледи Келли-Энн перепутала карточки. Жаль, что она не поняла этого до того, как ко мне в дверь постучала полиция. И подумать только: слиняла в Алгарве, оставив бедняжку одну-одинешеньку. Но это было для нее в порядке вещей.
Лиз издала нейтральный звук.
– Я бы сама навестила миссис Джой, да только наш Рокки выступал в Клиторпсе, и я присматривала за Ческой и Рубеном. Я сказала: «Келли-Энн, меня не будет в эти выходные – я сижу с внуками». Но, как пить дать, у нее в одно ухо влетело, а в другое вылетело. Как обычно. И вот в воскресенье утром мне звонит Келли-Энн, в ужасном состоянии. Никак не может разбудить мать. Буря эмоций. – Она мрачно покачала головой. – Если б только она сказала, что уезжает в Алгарве, я бы что-нибудь придумала; конечно, я бы что-нибудь придумала.
– Как я поняла, она собралась в последнюю минуту.
Паула издала фирменный неодобрительный звук, нечто среднее между фырканьем и сопением.
– Сколько времени нужно на один телефонный звонок?
– Возможно, она не хотела вас беспокоить.
– Что-то раньше это никогда ее не останавливало. – Это выражение лица Паулы было слишком хорошо знакомо Лиз (тот ужасный раз, когда Пэт дернуло посыпать бумажные фигурки блестками!).
– Забота о матери наверняка отнимала у нее столько сил, – сказала Лиз.
В ответ снова раздалось фырканье, еще более выразительное и злобное.
Отсутствие присмотра… перепутанные таблетки… все это вырисовывалось в трагическую, но цельную картину.
– Келли-Энн, наверное, было очень тяжело, – заметила она.
– Я вам кое-что скажу, Лиз. – Тон Паулы был мрачным, она разглаживала фольгу с таким видом, будто точила лезвие. – Мадам Келли-Энн и знать ничего не желала, когда дело касалось матери. Я буквально заставляла ее признать проблему. «Келли-Энн, – говорила я, – меня беспокоит ваша мама. С моей было так же, я знаю, как это развивается».
– Такое трудно признать.
– Можно отмахнуться, да только дело это не решит. – Паула никогда не отличалась умением выслушивать чужие аргументы. – Я говорила ей: «Келли-Энн, послушайте мой совет, обратитесь к доктору». И ничего.
– Но ведь в конце концов она так и сделала?
– Только
