стараться оградить меня от этого впредь.
– Если б я мог, эх, боюсь, уже поздно, – вздохнул Платон. – Я думаю, дальше нет смысла удерживать эти проклятые грузовики, дабы не нажить лишних проблем.
– Ты прав, сегодня же их отпущу. Я узнал все, что хотел, и даже намного больше.
– Да, и еще, я не хотел бы, чтобы о грядущих событиях узнал кто-то еще.
– Ты явно сходишь с ума, думая, что я способен еще кого-нибудь втянуть во все это.
– Верно, мне нехорошо, – согласился Платон, чувствуя, как головокружение и слабость, появившиеся в середине дня, подступали все ближе и становились все сильнее.
– Сколько, ты думаешь, есть еще времени? – спросил Михаил Олегович. Этот вопрос его беспокоил больше всего.
– Месяц, может два.
– Не много. Ладно, ты езжай, отдохни, выглядишь очень бледно, я постараюсь со своей стороны напрячь все силы и разузнать хоть что-нибудь еще.
Платон лишь устало кивнул, сердечно обнял Макарова-старшего, и, проклиная себя за слабость, втянувшую в этот кошмар такого прекрасного человека, вышел прочь из кабинета.
Юра легко и весело вскочил с удобного кресла, в котором почитывал какой-то автомобильный журнал, лукаво улыбнулся секретарше, и отправился следом за Самсоновым.
– Платон Сергеевич, вы в порядке? Выглядите не очень.
– Мне нехорошо, Юра, просто нехорошо. Надо поехать домой.
– Поедем, не вопрос.
Всю дорогу домой Платон не проронил ни слова. Он чувствовал сильный озноб, даже попросил выключить кондиционер, хотя жара на улице стояла приличная. Голова раскалывалась на части, организм просил пощады и отдыха, даже глазам было тяжело смотреть по сторонам, словно Самсонов не спал неделю. Слава Богу, телефон молчал и не старался опешить его острой необходимостью мчаться на работу.
«Настя, Настенька, Анастасия Викторовна, где же ты сейчас?»
«Михаил Олегович, дорогой, прости меня, голубчик, из-за моей слабости не знать тебе больше покоя. Как и мне».
«Анатолий Петрович, родной, что же ты задумал?»
Несмотря на усталость, мысли мчались неуправляемым вихрем, и стоило Платону закрыть глаза, как он чувствовал ощущение, схожее с эффектом так называемого «вертолета» – в студенческие годы так называли состояние, когда перепьешь, и голову закручивает в тяжелом торнадо.
– Да, я смотрю, дело совсем плохо, – донеслось откуда-то со стороны.
Эта Юра наклонился над ним, пока машина стояла на светофоре.
– Похоже, стоит вызвать врача, – произнес он, увидев уставшие глаза Платона, словно затянутые пеленой лихорадки.
– Не надо врачей, – прошептал Платон автоматически, не совсем уже соображая, что происходит вокруг.
– Да, вы правы, они здесь не помогут, – согласился Юра.
Платон не помнил, как они доехали
