есть границы?
Слова застряли где-то в горле. Хуже всего то, что я действительно испытала раскаяние из-за того, что взяла этот проклятый блокнот, и ничего не могла с этим поделать. Если бы я все же окунула его сумку в унитаз, и то испытывала бы меньше угрызений совести. Отразившаяся на его лице гримаса жестокости, неуправляемого гнева, от которого хотелось попятиться и убежать, только подтверждала, что я залезла туда, куда не следовало.
«Какие, к черту, угрызения совести?» – Отдернул меня внутренний голос. – «Он их явно не испытывал, когда ставил тебя в дурацкое положение». Да и не делала же я ничего настолько ужасного.
– Я просто хотела… – начала я мямлить слишком тихо и попыталась добавить в голос невозмутимости и уверенности, – Я не сделала ничего такого, чтобы ты так на меня бесился!
– Блять… – выплюнул он, отвернувшись, и швырнул свой блокнот в мусорку.
Больше ничего не сказав, он схватил сумку, на ходу бросил в мусорку горящую зажигалку и буквально вылетел из аудитории.
На миг установилась звенящая тишина, все переваривали только что увиденное. Наверно, эта тишина затянулась бы подольше, если бы не полыхающая мусорка, из которой стал валить едкий дым. Одногруппники тут же засуетились, сработала пожарная сигнализация, кто-то кинул влажную тряпку, лежавшую возле доски, но это не слишком помогло. Быстрее всех сориентировалась Катя, которая вылила свою бутылку воды на горящий мусор.
– Так, я не поняла, и какой теперь счет? – С иронией в голосе спросила Лиза, разгоняя дым тетрадкой, – 2:2? 3:2? Кто побеждает-то?
– Думаю, это не считается, – бесцветным голосом ответила я.
Объяснять кому-то, что такой исход никак не входил в мои планы и что я всего-то хотела избавить себя от возможных шуток, я не считала нужным.
– С вами теперь один день веселее другого, – прокомментировал Паша. – Вот уж не думал, что у кого-то возникнет желание бросать вызов этому Нику.
– Не всем же бегать за ним по пятам, восхищаться каждым его словом и смеяться над каждой шуткой! – Парировала я с колкостью, необоснованной ничем, кроме моей нервозности, коей меня сполна одарил сегодняшний день.
Когда прозвенел звонок, я осознала, что по-прежнему сжимаю вырванные из блокнота листы. Поддавшись любопытству, взглянула на них.
И какого было мое удивление, когда я обнаружила, что один из рисунков изображал… меня.
Здесь я из-за спины глядела на смотрящего, в глазах плясали искорки озорного блеска, волосы, рассыпающиеся по плечам, напоминали шелк и почему-то имели голубоватый оттенок. Того же небесного цвета были мои губы и легкий румянец на щеках. И кружащие в воздухе снежники. Красиво. Даже очень. Если бы не две толстые черные перекрещивающиеся полосы, как бы перечеркивающие мой рисунок. Похоже, кое-где автор так сильно надавил на карандаш, что на бумаге осталась дырочка.
Почему-то мне не хотелось, чтобы рисунок увидела Катя, и я поспешила его свернуть, но она уже
