Слава Богу, до отправления еще четверть часа! Спасибо, Господи, что подарил хоть эти минуты свидания!
Какой-то паровозный состав, лязгнув и зафырчав, двинулся по рельсам. Низенький смуглый начальник станции, одной рукой придерживая на голове слетавший с форменного шлема капюшон плаща, другой рукой отталкивая двух галдящих ему в уши индусов, уныло смотрел вслед уползающим вагонам. Миссис Лакерстин возбужденно выкрикнула сквозь дождь:
– Дежурный!
– Мэм?
– Какой поезд уходит?
– На Мандалай, мэм.
– Мандалайский? Не может быть!
– Ручаюсь вам, именно этот, – сняв шлем, приблизился начальник.
– Но мистер Веррэлл, офицер? Он же не там, он не уехал?
– Только что отбыл, мэм, – махнул начальник в сторону скрывшего поезд облака пара.
– Но ведь еще не время!
– Да, мэм, по расписанию отправка через десять минут.
– Как же вы допустили?
Круглое смуглое лицо растерянно сморщилось, плечи недоуменно поднялись.
– Не знаю, сам не знаю, мэм! Небывалый случай! Молодой лейтенант так решительно приказал отправлять! «Нечего, говорит, дожидаться!» Я ему говорю, что это нарушение графика, а он говорит – плевать на график. Я его убеждаю, а он требует, и вот…
Начальник станции развел руками: мол, что поделаешь, если есть люди, которые всегда добьются своего, даже отправки поезда вне расписания. Возникла пауза. Два индуса, усмотрев для себя некий шанс, подбежали, возмущенно тыча под нос миссис Лакерстин какие-то засаленные книжечки.
– Что им надо? – испуганно отпрянула мадам.
– Торговцы фуражом, мэм; одному офицер Веррэлл не заплатил за сено, другому за овес.
Вдали протяжно засвистел гудок. Длинной гусеницей огибая равнину, поезд мигнул окошком, словно через плечо, и исчез. Обшлага прилипших к ногам начальника станции мокрых белых штанин уныло хлопали на ветру. От кого же торопился сбежать Веррэлл – от Элизабет или от кредиторов? Этот весьма занимательный вопрос навек остался без ответа.
Обратный путь был нелегким, порывы встречного ветра то и дело отбрасывали повозку назад, мешая подняться на холм. В доме дамы буквально пали бездыханными. Слуги помогли снять тяжелые промокшие плащи, Элизабет потрясла головой, сливая с волос ручьи. Миссис Лакерстин нарушила наконец длившееся всю дорогу молчание:
– Ну что ж! Из всех самых бесцеремонных… просто отвратительных субъектов!..
Лицо Элизабет, хоть и исхлестанное ветром и дождем, было мертвенно-бледным. Но это лицо осталось непроницаемым.
– Мог все-таки проститься с нами, – холодно обронила она.
– О, помяни мое слово, дорогая, это счастье, что ты избавилась от него! Мне этот молодой человек сразу показался жутко, жутко одиозным!
Позже,
