такой человек. С Роси родом, но и по Стугне, и по Ирпеню хаживал.
Владимир в который раз подивился прозорливости уя. Добрыня же подозвал дружинника, сидевшего у другого конца стола.
– Огнеяр! Подь-ка сюда.
К князю приблизился кмет, годами немногим моложе Добрыни. С бритой головы до мочки уха свешивался пук седоватых волос, длиннющие усы опускались ниже подбородка. Рыжина основательно вылиняла, подходило время, когда имя Огнеяр можно сменить на Белояр. Кожа лица была высушена солнцем, выдублена ветром и стужей. Левая щека хранила след вражьего железа. Некоторое время Владимир смотрел в глаза кмета. Тот взгляд не опускал, не отводил. Ему ли, сотни раз готовившемуся перейти из Яви в Навь, страшиться разговора, хотя бы и с самим всесильным киевским князем. Князь смигнул, невольно опустил взгляд, усмешкой прикрыв слабинку, спросил:
– Давно ли в дружине?
– Ещё с отцом твоим, князем Святославом, Белую Вежу брал, ромеев рубил, печенегов, всех не упомнишь.
– Доволен ли ты службой киевским князьям?
Огнеяр шевельнул плечом.
– Князю Святославу и злато, и каменья, и паволоки – всё мусор было. Оружье князю было любо. Оружьем я доволен.
– Ты и князю Ярополку служил?
Старый рубака пожал плечами, хмыкнул, не поймёшь, насмешничал над князем, виноватился ли.
– Меня князь Святослав в дружину взял Землю боронить, вот я и бороню.
Владимир мысленно продолжил за гордеца: «Князья меняются, а Земля остаётся». Святославовы рубаки держались гордо и независимо – под началом самого князя Святослава на брань ходили, а молодой князь в ратном деле пока особых успехов не достиг. Раздражало то и сотников, и тысяцких, но всякий ветеран стоил десятка молодых кметов, потому стоило с ними считаться и не замечать гордыни.
– При князе Святославе был, когда того Куря подстерёг? – Владимир смотрел прищурившись, злобно выжидательным взглядом. Задела князя спокойная уверенность, даже снисходительность, сквозившая в речах и самом облике бывалого бойца, захотелось самому куснуть.
– Нет, в Киеве оставался. Недужил после ран, не взял меня князь в тот раз, дома оставил.
– Ведомо ли тебе, зачем мне надобен?
– Ведомо, князь. Места на Стугне показать.
– А ведомы ли тебе те места?
– Ведомы, княже. Знаю я и Стугну, и бор великий, и топи. Отроком с отцом на ловы ходил. Всё помню. В коих бранях бывал, кого рубил, кто меня рубил, и не припомню, всё смешалось. Как отроком с отцом по лесам ходил, всё помню. Верно, княже, мыслишь. Надобно на Стугне заслон степнякам строить.
Владимир щёлкнул пальцами, отрок наполнил чашу. Князь чашу подал кмету.
– Вот, испей. Будь при мне, из теремного двора не отлучайся. Хорошо сослужишь – награжу. Что ж ты, ещё с князем Святославом ходил в походы, а всё простой кмет?
Огнеяр, не отрываясь, выпил мёд, поставил пустую чашу на стол, вытер рукавом усы.
– Бывал я и десятинником, и сотником. Повыбило
