На что граф, отвесив российскому монарху почтительный поклон, сообщил, чтобы тот ни о чем не беспокоился.
– Ваше величество, – мягким приятным вкрадчивым баритоном сказал он – уж таков я чудак, ибо имею удовольствие появляться внезапно, но не ради того, чтобы заставать хозяев врасплох, а напротив, чтобы своим визитом не привносить лишней суеты.
Отобедав с монаршими особами наедине, граф еще некоторое время пообщался с государем и беглой экскурсией осмотрел дворец, после чего удалился отдыхать перед балом в отведенные для него апартаменты.
Он появился в бальном зале, когда собрались уже все приглашенные, ведь ясно, что на этот раз никто из них опаздывать не собирался. Войдя в зал, он замер на миг и бегло окинул взглядом присутствующих, а потом, не спеша, грациозной поступью направился вглубь помещения, приветствуя дам легкими поклонами.
Этот, заинтриговавший всех человек был среднего роста, пропорционально сложенный. Черты лица его были правильными, лоб открытым и высоким, лицо немного смугловатым, и на нем практически не было видно морщин, хоть по возрасту граф был уже не молод. Глаза – ох! Кто бы смог рассмотреть их как следует! Не то серо – зеленые, не то карие. Все зависело от того, какие эмоции владели графом в этот момент. Если он приветливо улыбался, в них присутствовал один оттенок, а если бросал на человека быстрый оценивающий взгляд – другой.
Одежда на нем была черная, и брюки, и сорочка, и камзол, что на первый взгляд шокировало. Как мог человек отдать предпочтение такому цвету одежды, отправляясь на бал?! Однако, присмотревшись, многие отметили, что одежда его была отличного качества и притом сидела на Сен-Жермене превосходно. К тому же, драгоценные камни, которые, по слухам, граф любил маниакально, скрадывали черный цвет одежд, а может, наоборот, на фоне его сияли своим многограньем еще краше.
И уж если речь зашла о камнях, то тут действительно надо отдать должное непомерной тяге Сен-Жермена к ним. Они имелись у него не только в кольцах, унизывающих добрую половину его десяти пальцев, но и на часах, цепочке, на пряжках туфлей и даже на табакерке.
Граф улыбался присутствующим загадочной полуулыбкой, а сам, при этом, казалось, пронизывал взглядом насквозь. Ах! Каков был этот его взгляд, ну прямо жгуч, как перец, въедлив до щипоты и оставляющий след, казалось бы, на веки вечные!
Лизонька, ощущая приближение Сен-Жермена волновалась и от того дыхание ее с каждой минутой усиливалось. Грудь, при этом, заметно вздымалась, ощущая тесноту корсета, а ладошки, в которых она теребила свой веер, потели.
Вот он сделал шаг, потом еще и еще, взмахнул рукой, приложив ее после того к груди, повлекший за собой движение его широкого рукава, при котором на Лизоньку повеяло притягательным ароматом одеколона, исходящего от его одежды! Легкий поклон приветствия стоящей рядом с Лизонькой графине Левко, медленный поворот головы в ее, Лизонькину, сторону, и, наконец, взгляд, скрестившийся с ее напряженным,
