гигиенической перегородкой.
– Я привез креветки. Четыре ящика свежих креветок.
– А вы уже знаете, что расценки на них понижены?
– Ничего об этом не слышал. И какова теперь цена?
– Две планеты за центнер креветок.
– В десять раз меньше, чем было неделю назад!
– Да. Это в связи с появлением нового продукта – сухопутных креветок. Их доставляют с юга Европы.
– Но за такие деньги никто не станет сдавать креветки!
– Вы забываете, Кристенсен, что далеко не у всех ловцов креветок есть судно и сети: это вы легко можете переключиться на рыбу, но у того, кто ловит креветок с берега, выбора нет. А еще в нашем фьорде есть люди, для которых добыча креветок – единственный официальный заработок. Не станут сдавать – перейдут в разряд безработных со всеми вытекающими отсюда последствиями вплоть до направления на раннюю эвтаназию. Эти рыбаки, в отличие от вас, Ларс Кристенсен, не могут сдать свой улов перекупщикам, продать на рынке или завести постоянных частных покупателей в городе.
– Спасибо за подсказку, я поехал на рынок!
– Я вам ничего не подсказывал, я только честно обрисовал положение.
– И все равно, большое спасибо.
– Так вы что, сегодня совсем ничего не будете сдавать?
– За такие деньги?
– Я знаю, как тяжело вам достаются ваши креветки, Ларс Кристенсен, и я уважаю ваш труд. Но на вашем месте я бы все-таки сдал часть улова.
– Нет! Вот пойдет лосось, потом треска – буду сдавать рыбу.
– Сдайте хотя бы ящик, и официально будет считаться, что вы продолжаете сотрудничать с государственным Центром питания. А остальное можете отвезти на рынок.
– Я считаю, что это грабеж – так низко оценивать труд рыбаков.
– Подумайте, Ларс! Я ведь опять вам подсказываю…
– Некогда раздумывать. Я тороплюсь домой: мне надо поскорее сменить одежду, не то я рискую простудиться. Я пришел прямо с лова, чтобы сдать креветки живыми.
– Понимаю. Но я очень надеюсь, что следующий улов вы, как обычно, доставите к нам.
– Ну уж нет! Мне действительно не слишком легко дается этот мой заработок, тут вы правы. Прощайте!
– Надеюсь – до свиданья, молодой человек.
Чиновник Центра с явной симпатией относился к молодому рыбаку-инвалиду, и обычно Ланселот охотно с ним беседовал, иногда они даже выпивали по стаканчику энергена, сидя за круглым столиком в углу приемной, но сейчас он и вправду очень спешил.
Тронхейм после Катастрофы быстро разросся и стал огромным городом, как почти все скандинавские города, когда сюда хлынуло население полузатопленной Европы. Новые кварталы тысячеквартирных домов протянулись на километры, но рыбный рынок, куда было нужно Ланселоту, находился недалеко, и он не стал брать таксомобиль, а отправился туда прямо
