и крепко донимал озябших людей. Но люди видимо бодрились, не унывали и подняли воротники плащей только тогда, когда я дважды отдал настойчивое приказание поднять их на уши и ссучить нарукавные обшлага, в прорезь которых в таких случаях у нас пропускаются мундштучные поводья. Это все ж таки хоть сколько-нибудь предохраняет левую руку от влияния стужи. Песенники, несмотря на резкий ветер, почти неумолчно горланили развеселые песни. Красивая махалка то и дело ходенем ходила и плясала в такт над их хором, споря со свистом и шумом ветра звоном и звяканьем своих бубенцов и колокольчиков.
– Полно, ребята, вам горланить! – крикнул я им. – Глотки простудите!
– Никак нет-с, ваше благородие! – откликнулись мне из хора. – Нам но экому времени ежели петь, так не в пример лучше!
– Да чем же лучше-то?
– А как же-с!.. Вот как попоешь да трубочку еще горяченькую потянешь, так оно словно бы и теплее!.. Ведь песня греет!
Вдруг недалеко позади меня крякнул лед под конскими копытами, и затем что-то глухо рухнуло всей массой на землю и сухо, коротко хрустнуло. Раздался тяжелый, глухой, болезненный стон.
– Ваше благородие… ваше благородие! Остановите эскадрон! – раздался за мной тревожный голос вахмистра.
С командой «Стой» я повернул назад своего коня. Шагах в десяти от меня в придорожной канавке лежал на боку и барахтался конь, силясь подняться на ноги и сильно придавив своей массой солдата. Ужас невыносимой боли и страдания исказили черты лица упавшего. После первого стона он лежал теперь безмолвно и бессильно. Несколько соскочивших с седел людей подняли лошадь и высвободили из стремени ногу солдата. Он сгоряча быстро поднялся на ноги, заботливо отряхнул с полы снег, сделал шаг, друтой и вдруг, словно бы оступившись, с новым криком боли, как сноп, упал на землю.
– Что с тобой, Катин?
– Не могу знать, ваше… больно… нога… Ой, нога! – с трудом простонал он, заскрежетав зубами.
Вахмистр с одним из солдатиков бросились к нему, подняли с земли и поставили на ноги.
– Ничего! Пройдись немножко, – ободрил его Скляров. – Разомнися чуточку! Оно сейчас же и тово… полегчает!
– Не могу, Андрей Васильич! – через силу бормотал солдат. – Мочи моей нет на то… никак не могу-с я…
– Ну, а ты попробуй!.. Ничего!.. Мы тебя поддержим.
– Разве что поддержите…
Он сделал над собой еще одно усилие и упал на руки державших, которые несколько шагов протащили его на себе, держа под мышки. Придавленная нога бессильно волочилась за ними, как мертвая.
– Ну, что ж ты, брат, – снова подбодрил его вахмистр.
– Мочи нет… Христа ради… положите меня… Смерть как больно!
И он, сдавливая в себе стоны, крепко стиснул, сцепил свои челюсти и опять заскрежетал, судорожно поводя скулами. Болезненная
