летчики. Они подковой сгрудились позади Буркова и тихо разговаривали со своим командиром Костюхиным.
Планер выполнил четвертый разворот, скользнув на крыло, приземлился и посадочной лыжей длинно погладил траву. Около посадочного «Т» покачался, положил на полотнище знака левое крыло. Летчики одобрительно загудели.
– Курсанты лейтенанта Дулатова, пять шагов вперед – арш! – скомандовал Бурков. – Кру-гом! Стойте и ни шагу к планеру! Пусть новоявленный ас тащит его в одиночку. Разрешаю поддержать только крыло. Кто?
Бросилась вся группа.
– Отставить!.. Назад! Все на-а-зад!
Но к планеру мчался Борис Романовский.
– Двое суток ареста этому спринтеру за глухоту! – отрубил Бурков.
Борис подбежал к планеру и не схватился за конец крыла, а подпер плечами подкосную штангу. Из кабины вылез Владимир Донсков, встал под другое крыло. Они поднатужились, сдвинули планер, медленно потащили его к старту.
– Все видели! Боцман лейтенанту шепнул! – пропыхтел Романовский. – Вечером счищу ему ракушки с киля!
– Думаешь, можно было скрыть? Чепуха! Ну как, Боря?
– Ты знаешь, у меня аж дух сперло! Сам-то трухнул хоть капельку?
– Если б капельку, до сих пор коленки танцуют.
– Сейчас «Буряк» включит ревун и будет драить тебя, как медяшку! Ну, взяли, еще раз взяли, са-ама пошла!
Они подтащили планер, и Донсков подошел к Буркову с докладом, но тот махнул рукой и указал пальцем место перед строем.
– Надо ли объяснять, товарищи курсанты, в чем нарушил летную дисциплину курсант Донсков?.. По вашему молчанию вижу – не надо. Это уже хорошо… Курсант Кроткий!
– Я!
– Снять с нарушителя летное обмундирование, ремень и обмотки.
– Есть! – Кроткий подошел к Донскову, но тот уже раздевался сам. В комбинезон завернул шлем и обмотки, затянул сверток ремнем и бросил в руки Кроткийу. Теперь он стоял перед строем в майке, в широких, не по талии, старых хлопчатобумажных брюках и кирзовых ботинках. Бурков оглядел его сильную, атлетическую фигуру, и незаметная усмешечка наметила скобки у тонких губ.
– Брючный ремень снять!
Хохотнул и громко ударил себя по бедрам старший лейтенант Костюхин.
– Правильно, капитан! – сквозь смех проговорил он. – Пуговицы бы еще ему обрезать. Курица летать захотела! Оставьте синьору шлем, пусть рыцарем протанцует до острога!
– Старший лейтенант!
– Молчу, молчу, только посмотрите: он ведь орлеанскую деву изображает!
Кроткий подступил к Донскову, и наткнулся на яростный взгляд серых отчаянных глаз:
– Не посмеешь, Боцман!
– Приказ, Вовка. Давай пояс. Штанцы поддержишь руками.
– Отойди по-хорошему.
Бурков
