нрав, а этот верблюд – просто шайтан какой-то… Как муаллим с ним только справляется…
Ему никто ничего не ответил. Немного помолчав, проводник стал рассказывать:
– Аллах сотворил сперва человека, а потом верблюда… Так говорят бедуины… Верблюд умён, терпелив, подвижен, а ещё он замечательно переносит жару… Ему не страшны горячие барханы и острые камни: его широко расставленные сросшиеся пальцы не дают ему проваливаться в песок… Ему не страшно даже улечься на раскалённый солнцем песок – его огромные мозоли на локтях, груди и коленях напоминают подушки… Верблюд покоится на них, мягкими частями тела не касаясь песка… Ноздри его, как вы знаете, имеют форму щели, и когда поднимается буря и ветер несёт песок, они плотно смыкаются…
Уши верблюда защищены от песка густым волосом, а глаза – двумя рядами длинных ресниц, а так же прозрачным веком… Если песок всё-таки засорит глаза, набежавшая слеза смоет сор… Молоко верблюда такое густое, что поставьте кувшин с ним на солнцепёк – оно простоит трое суток и не прокиснет… А неказистые, приземистые, с короткими и толстыми ногами вьючные верблюды способны переносить на себе невероятные грузы… А уж как долго верблюды могут обходиться без воды – вы сами знаете…
– А правда, что можно спастись от мучительной жажды, разрезав верблюду брюхо и выпив воду из его желудка? – спросил сквайр.
Тут доктор Легг неожиданно сказал:
– Я очень сомневаюсь в этом, мистер Трелони… Я знаю устройство желудка верблюда… Я участвовал в его вскрытии, и хочу вам сказать, что это – сказки… Основное и самое большое отделение четырёхкамерного желудка верблюда, так называемый рубец, набит полуразжёванной зелёной массой… Жидкости здесь мало… Даже если постараться и хорошо эту массу процедить, то воды можно добыть немного… И она зелёного цвета и так дурно пахнет, что запах не уходит даже после кипячения…
Маллам Ламин заулыбался.
– Я, конечно, не вскрывал верблюда, но резать мне их приходилось, – сказал он. – И я считаю, что вы правы, уважаемый табиб…
Время от времени мистер Трелони косился на барханы – из плотной, абсолютной тишины этого места до него доносились какие-то шорохи и непонятные звуки.
– Это бродят пески, – пояснил маллам Ламин, видя настороженность сквайра. – Мёртвый при дневном зное пейзаж ночью оживает… Песок в пустыне живёт своей жизнью, не подвластной никому – ни растениям, ни животным, ни людям. Пески вечно кочуют, но, что интересно, никогда не выходят за пределы Сахары…
Скоро капитан скомандовал «отбой», и все стали, кряхтя и морщась с непривычки, устраиваться на ночлег на жёсткой земле.
****
Незаметно и почти неуловимо характер местности изменился: пески уступили место ровной пустоши, и на пути каравана всё чаще и чаще стали встречаться баобабы. Сезон дождей задерживался, и баобабы
