деловитый – как и всегда – голос.
В ответ – молчание.
– Девочки, я решила обойтись с вами по-хорошему и привезла кота домой, чтоб вы могли его похоронить, но если вы сию же минуту не отзоветесь, я разворачиваюсь и везу его назад, к доктору Кларку.
Раздался топот. Дети, все трое, столпились в дверях гостиной и глядели на нее.
Эди вскинула бровь:
– А кто же эта юная мисс? – с наигранными удивлением спросила она Хили. Хили она очень любила, потому что он во многом – за исключением, конечно, ужасных волос – напоминал ей Робина, и даже не догадывалась, что это ее добродушное поддразнивание вызывало у него жгучую ненависть. – Никак это ты, Хили? Прости, не разглядела тебя за золотыми локонами.
Хили фыркнул:
– Мы кой-какие ваши фото разглядывали.
Гарриет пнула его.
– Ну, это не самое увлекательное занятие, – сказала Эди. – Девочки, – обратилась она к внучкам, – я подумала, что кота вы, наверное, захотите похоронить у себя во дворе, поэтому я на обратном пути к вам заехала и попросила Честера выкопать могилу.
– Где Вини? – спросила Эллисон. Голос у нее был хриплый, взгляд безумный. – Где он? Куда ты его дела?
– Он с Честером. Завернут в полотенце. Полотенце я вам, девочки, разворачивать не советую.
– Да ладно тебе, – Хили подтолкнул Гарриет плечом, – давай посмотрим.
Они были у Гарриет во дворе, в темном сарае, где на верстаке Честера лежал трупик Вини, завернутый в голубое полотенце. Эллисон, у которой слезы по-прежнему лились градом, копалась дома в комодах, искала старый свитер, на котором любил засыпать кот – она хотела его с этим свитером и похоронить.
Гарриет выглянула в заросшее пылью окошко. На краю по-летнему яркой лужайки виднелась фигура Честера, который с силой надавливал на лопату.
– Ладно, – сказала она. – Только быстро. Пока он не вернулся.
До Гарриет только потом дошло, что тогда она впервые видела – и трогала – мертвое существо. Она и не думала, что будет так жутко. Бок у кота был холодный, неподатливый, твердый на ощупь – Гарриет по кончикам пальцев будто током ударило, до того было мерзко.
Хили нагнулся, чтобы было получше видно:
– Фу, гадость, – жизнерадостно сказал он.
Гарриет погладила рыжую шерстку. Она так и осталась рыжей, мягкой, несмотря на то что тельце под ней было до жути одеревенелым. Перед смертью кот вытянул лапы вперед, будто боялся, что его бросят в корыто с водой, да так и застыл, а его глаза, которые, несмотря на старость и болезнь, так до самого конца и оставались чистого, пронзительно-зеленого цвета, теперь подернулись студенистой пленкой.
Хили нагнулся, тронул кота.
– Фу! – завопил он и отдернул руку. – Гадость!
Гарриет даже не вздрогнула. Она осторожно провела пальцем по кошачьему боку, нащупала розовое пятнышко, где шерсть
