Нелла. – Она опускает глаза на клетку. – Мне уже восемнадцать.
– Я знаю, кто ты.
– Вообще-то я Петронелла, но дома меня все зовут просто…
– Я не глухая.
Нелла осмеливается снова поднять взгляд. Глаза у женщины серые, спокойные, губы на вид мягкие, но в углах рта жесткая складка.
– Вы домоправительница? – спрашивает гостья.
В темноте раздается сдавленный смех. Женщина вздергивает подбородок и устремляет взор в жемчужные сумерки.
– Йохан здесь? – спрашивает Нелла. – Я его жена.
Женщина хранит молчание.
– Мы подписали брачный контракт два месяца назад, в Ассенделфте, – гнет свою линию Нелла. Кажется, ей не остается ничего другого, кроме как гнуть свое.
– Брата нет дома.
Еще один смешок в темноте.
– Брата? – переспрашивает Нелла.
Женщина встречается с ней взглядом.
– Йохан мой брат. Я – Марин Брандт. – Взгляд решительный, и в голосе наигранная твердость. – Его нет. Мы полагали, что он будет дома, но не получилось.
– А где он?
Марин, подняв взор к небу, закрывается растопыренной ладонью от закатных лучей, и во тьме прихожей, на лестнице, обнаруживаются две фигуры.
– Отто, – произносит Марин, опуская руку.
Вид приближающегося мужчины заставляет Неллу сглотнуть и врасти в пол холодными ступнями.
Отто темнокожий, то есть весь коричневый: шея над воротником, запястья, высокие скулы, подбородок – всё-всё. Нелла в жизни своей не видела ничего подобного. Невозможно представить, что такой человек мог хихикать в темноте.
Марин следит за ее реакцией. А вот глазищи Отто никак не реагируют на изумление, которое она не в состоянии скрыть. Она прикусывает губу и в ответ на его поклон делает книксен, опустив глаза долу. Потом снова поднимает и видит, что кожа его сияет, словно отполированный орех, а вьющаяся, как у барашка, шевелюра чернее ночи и похожа на облако из мягкой шерсти – так и хочется ее потрогать, не то что прилизанные жирные волосы других мужчин.
– Я… – Она недоговаривает.
Пибо начинает петь.
Отто протягивает руку, на его широкой ладони лежат паттены.
– Это вам, – говорит он.
У него амстердамский акцент, слова перекатываются, теплые и текучие. Забирая паттены, она коснулась его кожи. Нелла обувается, это выглядит неуклюже. Башмаки ей велики, но она не отваживается об этом сказать – ничего, позже, когда окажется наверху, подтянет ремешки… если окажется, если ей в конце концов позволят миновать прихожую.
– А это Корнелия, – говорит Марин, не спуская глаз с невестки. – Она о тебе позаботится.
Корнелия делает шаг вперед. Она чуть старше Неллы, ей лет двадцать – двадцать один, и выше. Нелла улыбается, чувствуя, что вся горит от этого беспардонного любопытства в синих зрачках.
