еще мели и рифы встретятся на пути?! Какое еще ждет испытание?! Ну а пока надо терпеть. Неожиданный ураган, шторм и коварный выстрел в борт Пашкиного фрегата из всех орудий Димкиной бригантины.
Холодный воздух залетал с порывами ветра в открытую форточку. Павел докурил папиросу. Встал и затушил окурок. Клюфт подошел к вешалке и, надев свой полушубок, на ощупь, не зажигая света, намотал на шею шарф. Помолчав, Павел взглянул в сторону Димкиного стола. Рабочее место Митрофанова в полумраке казалось загадочной скалой в неизведанном море. Клюфт вздохнул и, пошарив рукой по стене, нащупал кнопку выключателя. Рубильник щелкнул, и тусклый свет от маленькой лампочки в железном, словно масленка, абажуре под потолком нехотя озарил помещение. Павел медленно подошел к столу Митрофанова. На нем царил хаос. Вырезки из газет. Исписанные и мятые листы бумаги. Разбросанные как попало книги и полная окурков железная банка из-под консервов. Клюфт нагнулся и приоткрыл верхний ящик стола. В нем белел сверток. В плотную серую ткань было завернуто что-то большое и тяжелое. Павел сильнее выдвинул ящик и достал аккуратно запеленованный предмет. Клюфт бережно, с опаской развернул тряпку. Черная обложка, словно крышка от рояля, блестела. Павел провел по выпуклым большим буквам пальцами:
– Библия… Так вот, какой он «Капитал» Маркса читал… – выдохнул Клюфт.
Павел услышал голоса и топот ног в коридоре. Собрание закончилось. Из актового зала по своим кабинетам расходились коллеги. С минуты на минуту сюда должен был зайти Димка. Павел спешно завернул библию и, засунув книгу на место, задвинул ящик. Выключив свет, схватил шапку и вышел из кабинета. Клюфт старался идти по коридору быстро.
«Только бы никто не попался на лестнице. Никого не хочу видеть! Никого! Сволочи! Все просто сволочи! Сумасшедшие сволочи! Кому верят?» – думал Клюфт.
Его пожелания сбылись. На лестнице он не встретил сотрудников редакции. Большая часть из них уже ушла по домам. Те, кто остался, сидели по кабинетам. Павел вздернул руку и, потянув края рукава, посмотрел на часы. Полдевятого.
«Ого! Время-то уже полдевятого! Вера! А как же Вера! Она, бедняжка, ждет! Наверное, замерзла. Лапочка! Бельчонок мой!» – мысленно сокрушался Павел.
Он понял, что как никогда хочет прижаться к ней! Поцеловать кончики ее озябших пальчиков, ее щеки! Погладить ее волосы! Просто ощутить ее тело! И услышать ее милый голос. Вера – единственный человек, который ему был так нужен сейчас! Вера, ее имя само по себе вселяло силы. Вера! Вера в себя! Вера в нее! И вера, что Димкино предательство – лишь глупая ошибка! Ошибка друга, за которую он будет каяться.
«Нет, все-таки как здорово, что родители ее назвали Верой! Вера, что может быть лучшего? Вера в Бога! Стоп! Опять? В какого Бога? Вера в справедливость – это не может быть верой в Бога! Бога ведь нет! Но если разобраться, а вдруг раньше люди и называли Богом справедливость. Бог и есть справедливость! Нет! Стоп! Опять! Опять несет! Опять я ушел куда-то далеко! Опять этот Иоиль!» – Павел испугался своих мыслей.
Он
