разнообразия звуков раздался громкий и отчетливый выстрел.
Я побежал назад и инстинктивно понесся к тому кабинету, где был несколько минут назад. Альберт, как обычно, сидел в своем излюбленном кресле, но на этот раз его взгляд не был устремлен вперед. Его глаза были закрыты, а подбородок уперся в грудь. Комнату переполнял пороховой дым. В руке доктора был крепко зажат револьвер, который всегда покоился где-то в недрах многочисленных настенных полочек. На столе лежала записка, написанная на листе в его рабочем ежедневнике. Я вырвал страницу и принялся ее читать, осознавая по мере прочтения всю глубину ошибки, которую я совершил несколько минут назад: «Рей, знаешь, как-то глупо получилось, но что сделано, то сделано. Видимо, у тебя есть своя тайна, которую тебе не хотелось бы раскрывать, но и у меня есть такая. Помнишь мою дочь Марту? Да, наверняка, помнишь. Она больна, Рей. Смертельно больна, и хуже всего то, что я ни как отец, ни как врач ничего не могу с этим поделать. У нее осталось всего несколько дней, она лежит в коме, в сто тринадцатой палате, позаботься о ней. И прости меня, пожалуйста. Твой старый друг, Альберт».
Через несколько секунд прибыла полиция. Полисмены в синих фуражках с золотистыми кокардами уже принялись опрашивать больных и осматривать место преступления, когда я скрылся за дверью сто тринадцатой палаты.
Вся палата сверху донизу была заставлена электроникой, издающей разные монотонные звуки. Каждый механизм, как добросовестный работник с фабрик в промышленном районе, занимался своей отдельной, конкретной функцией, но все вместе они, пикая и сверкая лампочками, служили единой цели – поддержанию всего одной человеческой жизни. Единственное, что из всего этого многообразия приборов для меня было знакомо по стареньким голливудским сериалам и фильмам, – это прибор искусственной вентиляции легких и железная коробка с экраном, отмечающая каждое биение сердца. Тут, среди всей этой многочисленной электроники, я увидел хрупкое, бледное тельце, обернутое белой простыней. Марта. Ее личико сильно исхудало, а веки подергивались в такт пикающему звуку. В моей голове уже созрел план действий, и я судорожно принялся его исполнять. Подперев дверь приборным столиком, я начал собирать по палате все, что могло мне понадобиться и, наконец, подготовившись, присел на край кровати. Перемотав руку выше локтя резиновым жгутом, я схватил со стола скальпель. В дверь постучали, но это только добавило мне решимости. Я замахнулся и, закрыв глаза, резко полоснул лезвием себе по запястью. Кровь, которую я так тщательно пытался сберечь, маленьким черным фонтаном ударила вверх и залила кафель на полу. Я занес руку над головой Марты, а другой рукой приоткрыл ей рот. Черная брызги падали ей на лицо, на губы, заливали простынь, оставляя серые грязные пятна, но несколько капель все-таки достигли своей цели.
Марта закашлялась, ее тело забилось в судорогах, пиканье приборов слилось в один сплошной звук. Я больше не мог удерживать свое тело и спустя несколько секунд рухнул под кровать, в лужу собственной
