что на протяжении всего разговора женщина стояла рядом с дверью.
– Аксинья, моя нянька, заботится обо мне с детства, – пояснила Радке.
– Вы уверены, что это не чей-то розыгрыш в дурном вкусе? – спросил Василий Александрович.
– Нет, – уверенно покачала головой Надежда. – Это почерк Генриха, я его везде узнаю. Он присылал мне подобные записки, возвращаясь из конторы. Предупреждал, чтобы ужин был готов и я… – она едва заметно вздрогнула. – Я ждала его. К тому же к письму была приложена пуговица.
– Пуговица? – переспросил Корсаков.
– Да, от сюртука. В котором его похоронили.
Корсаков и Жозеф молча переглянулись.
– Что ж, это достаточно любопытный случай, чтобы удостоиться моего внимания, – констатировал Василий Александрович. – Но сначала я должен задать вам один вопрос. Он покажется вам бестактным, но от вашего честного ответа будет зависеть, помогу я вам или нет. Вас устроит такое условие?
– Да, – твердо ответила Надежда.
– Хорошо, – задумчиво кивнул Корсаков. – Мне нужно знать – вы имели какое-либо отношение к смерти своего супруга?
Задав этот вопрос, Василий Александрович не моргая уставился своими колючими глазами на Надежду Михайловну.
– Свят-свят-свят! – отшатнулась и запричитала няня.
– Да что вы себе… – взревел Никита Панютин, вскакивая с места.
– Сядьте, подпоручик, вопрос адресован не вам! – отчеканил Корсаков не сводя взгляда с хозяйки дома. Гвардеец сделал шаг ему на встречу, сжимая кулаки, но вновь был остановлен тихим голосом Радке:
– Никита, остановись! – Надежда выдержала взгляд Корсакова и открыто смотрела на него в ответ. – Василий Александрович, я клянусь всем, что свято – я всегда была верна мужу и никак не способствовала его смерти. Генрих был старше меня на сорок с лишним лет. Старым и хворым. Никто не счел его смерть подозрительной.
Корсаков удовлетворенно кивнул и поднялся со стула.
– Это все, что мне требовалось услышать. Благодарю за честность. Я приложу все усилия, чтобы помочь вам. И вот, как мы поступим. Вы разбирали комнаты супруга?
– Нет, – ответила Надежда. – Мне не хватило сил для этого. Там все осталось так, как если бы он был еще жив.
– В таком случае, мне нужно будет осмотреть их. Далее я отправлюсь на Немецкое кладбище. Завтра утром вернусь, чтобы доложить о своих находках, а затем мы вместе подождем обеда и проверим, соблаговолит ли ваш супруг почтить нас своим присутствием.
***
– Святые угодники! – воскликнул кладбищенский сторож и, поскользнувшись, упал на спину, разметав в разные стороны брызги черной липкой грязи.
– Хранитель нам больше не нужен, я правильно понимаю? – иронично осведомился Жозеф.
– Да, пожалуй его можно отпустить, – согласился Корсаков. Сторож, истово крестясь, отполз в сторонку, поднялся, опершись
