сказал его собеседник и посмотрел на меня.
– Простите, – сказал я.
– Вы – друг Гамбрини? – спросил человек в кепке.
– Нет. Просто проходил мимо. Меня зовут Гиляровский. Владимир Алексеевич.
Он пожал плечами.
– Я журналист.
Тот помрачнел.
– Ищете сенсаций? – спросил он холодно.
– Гуляю.
Ни слова не говоря, человек в кепке неприязненно кивнул и начал спускаться по ступеням к бульвару. Подобрав обрывок афиши, я сложил его и сунул в карман, а потом последовал за ним.
– Постойте! – крикнул я ему в спину.
Человек остановился, но не обернулся ко мне. Сбежав на несколько ступеней вниз, я настиг его.
– Простите мое любопытство, но что тут произошло?
– Что?
– Этот череп… Почему тот господин так разволновался?
– Прошу меня извинить, – твердо сказал человек в кепке. – Но это наше внутреннее дело.
– Ваше лицо показалось мне знакомым. Вы работаете в цирке?
– Да.
– Я тоже раньше работал в цирке.
Он взглянул на меня.
– И что?
Я удивленно посмотрел на него.
– Как – что? Я – человек не чужой в цирковом братстве.
Он смерил меня оценивающим взглядом, потом коснулся пальцами в перчатках полей своего котелка.
– Дуров.
– О! – сказал я с восхищением. – Тогда я вас знаю!
Он склонил голову.
– Вы – Анатолий Дуров!
Дуров поморщился, как будто проглотил лимон.
– Анатолий – мой брат. Я – Владимир Дуров. Прощайте!
И он энергично зашагал в сторону Божедомки. Но я не отставал.
– Простите, ради бога!
– А говорит, что цирковой, – донеслось до меня обиженное бормотание.
– Господин Дуров! Что означают эти череп и кости?
Дуров резко остановился и повернулся ко мне.
– Смертельный номер, черт побери! – раздраженно сказал он. – Вы и сами должны были бы знать, господин цирковой журналист или кто вы там есть. Простите, я устал и хочу домой!
Он снова отвернулся и ускорил шаг.
Я решил больше его не догонять – всем своим видом Дуров показал, что не хочет более ни секунды общаться со мной. Что же! И я навязываться не буду, тем более что в Москве было место, где я мог найти ответ на заинтересовавший меня вопрос. Выйдя к мостовой, уже освещенной фонарями, я нашел дремлющего на санках «ваньку», разбудил его и велел везти меня в Брюсов переулок, где тогда располагался трактир, в котором собирались цирковые артисты. Между собой они называли его «Тошниловкой» – по качеству дешевой еды, впрочем, достаточно дешевой, чтобы привлекать всех, у кого в кармане копеечка грызлась с копеечкой.
Низкорослая деревенская лошадка усталой рысцой потащила санки в сторону Трубной, оттуда мы свернули
